Байки скорой помоши

[LiHoi]

Михаил ВЕЛЛЕР

 

БАЙКИ СКОРОЙ ПОМОЩИ

 

 

 

 

ГОЛОВА

 

Если медик циничен в силу профессии, то первокурскник - еще и в силу

возраста. Шик первокурсника не просто позавтракать в анатомичке, но

желательно облокотившись на выпотрошенный труп. Так устанавливаются

нормальные рабочие отношения с бренной людской плотью. А уж санитарить в

морге - законная студенческая халтура. Своя бравада в каждом деле.

Правила высшего уже тона, аристократического, рекомендуют студенту

иметь дома череп. Не муляж, а настоящий; атрибут священного и древнего

ремесла медицины. Как наглядное пособие он полезен, чтобы учить кости

черепа, коих числом - непосвященные и не подозревают - сто двадцать семь.

Одновременно он является изысканным украшением интерьера и хорош как

подсвечник, пресс-папье и чаша для вина на пьянках с обольщением девочек.

Вещь в хозяйстве ценная.

Он и денег стоит ощутимых. Студент и деньги - вещи совместимые редко

и ненадолго. И наш студент решил обзавестись сим необходимым предметом

просто и бесплатно.

Наш студент подрабатывал в анатомическом театре. Анатомическом театр

отличается от просто театра тем, что умершие от скуки во втором развлекают

посетителей в первом. В чане с формалином, где плавали годами препараты,

наш студент облюбовал подходящую бесхозную голову и в удобный момент ее

выудил.

Он аккуратно упаковал голову в полиэтиленовый пакет, обернул газетами

и уложил в мешочек. И втихаря вынес.

Через город в час "пик" путешествие с головой доставило ему

своеобразные ощущения. В трамвае просили: да поднимите вы свою сетку; на

улице интересовались: молодой человек, не скажете, где вы купили капусту;

и тому подобное.

Он снимал комнату в коммуналке, в общаге места не досталось. И,

дождавшись вечером попозже, когда соседи перестали в кухне шастать, он

приступил к процессу. Налил в кастрюлю воды, сыпанул щедро соли, чтоб

ткани лучше отслаивались, погрузил полуфабрикат и поставил на плиту, на

свою горелку. Довел до кипения, сдвинул крышку (можно списывать рецепт в

книгу о вкусной и здоровой пище), полюбовался и удалился к себе.

Лег на диван и стал читать анатомию, готовиться к зачету. С большим

удовольствием повторяет по атласу кости черепа.

Тем временем выползает по ночным делам соседка со слабым мочевым

пузырем. Соседка - он любопытна по своей коммунальной сущности. Особенно

неугомонна она до студента. А кого он к себе водит? А с кем он спит? А

сколько у него денег? А что он покупает? А чего это он вдруг варит на ночь

глядя, да в такой большой кастрюле? Он отродясь, голодранец, кроме

чайника, ничего не кипятил, по столовкам шамает.

Оглядывается она, приподнимает крышку и сует нос в кастрюлю. И тихо

валится меж плитой и столом. Обморок. Нюхнула супчику. Неожиданное меню.

Там и сосед вылазит, попить хочет, перебрал днем. Видит он лежащую

соседку, видит кипящую кастрюлю, парок странноватый разносится. Что такое?

Окликает соседку, смотрит в кастрюлю... А на него оттуда смотрит человечья

голова.

Дергается он с диким воплем, смахивает кастрюлю, шпарится кипятком да

по ленинским местам, орет непереносимо, а кастрюля гремит по полу и голова

недоваренная катится.

На этот истошный крик хлопают все двери - выскакивают соседи. И что

они видят:

Сосед выпученный скачет, как недорезанный петух, и вопит, как

Страшный Суд. Соседка лежит промеж плитой им столом, кверху задом, так что

на обозрении только ноги и немалый зад, а верха тела за ним не видно,

заслонено. А на полу в луже валяется обезображенная, страшная голова.

И все в ужасе понимают так, что это соседкина голова.

И тут в пространстве гудит удар погребального колокола, и

потусторонний голос возвещает:

- Это моя голова!...

Тут уже у другой соседки случилось непроизвольное мочеиспускание.

Прочие посинели и воздух хватают.

А это студент, сладко усыпленный анатомией, вздрыгнулся от кухонного

шума, в панике сердцем чуя неладное, тоже вылетел; в темноте коридора

тяпнулся впопыхах башкой с маху о медный таз для варки варенья, который

висел на стене до будущего лета, и в резонанс проорал упомянутую фразу не

своим от боли голосом, искры гасил, которые из глаз посыпались.

Хватает студент голову, дуя на пальцы, кидает ее в кастрюлю,

возвращает на плиту, материт в сердцах честную глупую компанию. Соседу

спускает штаны и заливает ожоги растительным маслом и одеколоном,

остатками одеколона соседке трет виски и шлепает по щекам, она открывает

глаза и отпрыгивает от него, людоеда, в страхе за людей прячется.

Студент молит и объясняет. Соседи жаждут кары. Звонят в "скорую" -

через одного плохо с сердцем. Ошпаренному особенно плохо на полметра ниже

сердца. Обморочная заикается. Заикается, но в милицию звонит: а ну пусть

разберутся, чья головушка-то!

...Обычно реакции медицины и милиции совпадают, но здесь разошлись

решительно. Эскулапы валялись от восторга и взахлеб вспоминали

студенческие развлечения; милиция же рассвирепела и приступила к допросу с

пристрастием и даже применением физического воздействия: дал старшина

анатому в ухо, чтоб вел себя потише и выглядел повиноватее.

С гигантским трудом удержался он в институте, оправдываясь безмерной

любовью к медицине и почтением ко все ее древним традициям. Голова же

вернулась в анатомичку, студента же с работы в анатомичке выгнали,

разумеется, с треском и со стипендии сняли на весь следующий семестр.

К слову уж сказать, зачет по анатомии он с первого захода завалил.

Балда.

 

 

 

ШОК

 

Пятый дивизион ленинградской милиции был не самый боевой. Он

специализировался по охране кладбищ и памятников. Покойники же, равно как

и памятники им, - народ в принципе спокойный и к бесчинствам не склонный.

По пустякам не беспокоят и взяток не дают. Поэтому милиционеры скучали.

Подхалтуривали слегка, конечно. Цветы с могил продавали, реже -

могильные плиты в новое владение. И тихой их службе коллеги завидовали:

вечная тишина, свежий воздух, от выпивки никто не отвлекает.

Особенно завидовали дежурящим на Пискаревском кладбище. Там один

сержант очень хороший промысел сообразил. Вечером, после закрытия

мемориала, идет он к скорбящей Матери-Родине, снимает сапоги, снимает

штаны, берет сачок и лезет в фонтан перед ней. И тщательно тралит. А в тот

фонтан интуристы весь день кидают на прощание монеты. Глупый обычай, но

прибыльный. Ефрейтор на атасе стоит, рядовой горсти мелочи в мешочки

пересыпает. Потом брат рядового, летчик на линии Ленинград-Хельсинки,

летит с портфелем рассортированной валюты (экипажи-то не досматривают) и

закупает на все колготки. Жена ефрейтора, продавщица, продает их мимо

кассы. Прибыль поровну. Такой сквозной бригадный подряд. Быть сержанту

генералом!

Процедура отработана. После ловли рядовой бежит за водкой, они в

дежурке принимают, согреваются и скрупулезно считают в кучки: финмарки,

бундесмарки, пятисотлировки и полудоллары. Выпьют, закурят и считают.

Очень были службой довольны.

Только сортира в дежурке не предусмотрено. А в общественный - ночью

под дождиком - далеко и неохота. А тут сержанту в полночь приспичило

по-большому.

Вышел он: темь глухая, дождь шуршит; зашагнул за какую-то могильную

чашу, присел, полы шинели на голову - Господи, помоги мне удачно

отбомбиться. Употребил по назначению газетку "На страже Родины" - а встать

не может.

Он дергается, а его сзади с нечеловеческой силой тянут вниз. И тут

где-то далеко за кладбищем часы бьют двенадцать ударов...

Заверещал несчастный от ужаса, заупирался - но нет ему ходу. Гнетет

его к сырой земле потусторонняя воля. Осквернил святое место, оскорбил

прах - и костлявой рукой влечет его к себе покойник. Ни вырваться, ни

вздохнуть и оглянуться нельзя - жутче смерти.

Через полчаса вылезли подчиненные: куда запропастился? Ни зги во

мраке, и только собака скулит в кустах гибельным воем. Цыц ты! Скулит.

Подходят: это сержант сидит и скулит, глаза зажмурены, уши руками

зажал, - а полой шинели прочно наделся на сломанное острие могильной

оградки за спиной.

Окликнули - скулит. Отцепили, подняли - скулит.

Привели в тепло, застегнули штаны - скулит. Влили в него водки -

крякнул и дальше скулит.

Сначала они, сообразив, что к чему, ржали до колик, а потом

испугались, потом надоело: хорош, мать твою, все! А он скулит.

Утром на смене доложили и вызвали "скорую": сдали его психушникам.

Пусть теперь им поскулит, полечится.

Как пелось тогда - "Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд

как будто не видна".

А не фарцуй на милостыню с кладбища, не гадь на могилы. Или по

крайней мере не пей на службе. Пей, но в меру.

Все-таки у него, видно, совесть несчиста была.

[Bednyajka]

Правила высшего уже тона, аристократического, рекомендуют студенту

иметь дома череп. Не муляж, а настоящий; атрибут священного и древнего

ремесла медицины. Как наглядное пособие он полезен, чтобы учить кости

черепа, коих числом - непосвященные и не подозревают - сто двадцать семь.

Одновременно он является изысканным украшением интерьера и хорош как

подсвечник, пресс-папье и чаша для вина на пьянках с обольщением девочек.

Вещь в хозяйстве ценная.