Dernik

Иосиф Виссарионович Сталин

Рекомендуемые сообщения

Ну так ведь веяние времени. Сейчас танки ниже надо делать. А потому танкистов набирать маленьких.

Дело нетолько в высоте.В наших танках автомат заряжания стоит он много места жрет-зато сокрашает 1 члена экипажа и увеличивает скорострельность по сравнению с западными машинми где-то в 2 раза.

 

Разница в высоте нестоль значительная а вот в целом по габаритам приличная:

post-1259-1231770354_thumb.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
В наших танках автомат заряжания стоит он много места жрет-зато сокрашает 1 члена экипажа и увеличивает скорострельность по сравнению с западными машинми где-то в 2 раза.

Ну так все правильно. Автоматизация - залог минимизации. Только за счет АСУ появилось возможность сокращать экипаж не только в танках. А соответственно уменьшать габариты. Даже 50 мм ширины или высоты, вводят существенные поправки для поражения цели у тех же артиллеристов, а для экипажа удобств размещения.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
а для экипажа удобств размещения

Как раз таки удобств особо нету. Во всем есть свои приимушества и недостатки. Чем больше танк тем проше в него попасть и тем больше нужно тратить брони на его зашиту - отсюда масса, мошность двигателя и расход топлива. С другой стороны чем больше объем тем лучше обитаемость экипажа а также выживаемость при пробитии брони. Автомат заряжения тоже как приимушесто дает - выскокую скорострельность и снижение численности экипажа - но и увеличивает опастность детонации боекомплекта. Нет ничего однозначно хорошего и однозначно плохого тем более в такой сфере как военное дело.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Как раз таки удобств особо нету.

Так о чем я и пишу.

 

Нет ничего однозначно хорошего и однозначно плохого тем более в такой сфере как военное дело.

Ну нашел, что мне рассказать.. :)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Dernik

К сожалению приходиться приводить выдержки из книги писателя -фронтовика Владимира Бушина, который рассказывает любителям творчества СОлжа, что за чмо скрывалось за личиной это "писателя" 6 взято от сюда :

http://www.duel.ru/200843/?43_7_1

книгу скачать здесь http://bookluck.ru/bookuuuueu.html

http://2000.net.ua/print?a=%2Fpaper%2F17833

Прошу прощения, что пришлось столько приводить знаю многие ленятся идти по ссылкам. Прошу иметь терпение прочесть. Тем более написанно живым языком и увлекательно.

 

И он опять во всех подробностях описывает сцену вербовки и свое поведение при этом: «Я чувствовал, что вполне в духе эпохи послать его именно туда, куда они заслуживали. Прямых последствий для себя я ничуть не боялся — их быть не могло в тот славный год. И очень весело бы уйти от него, хлопнув дверью». Так почему же не хлопнул, если уж последствий то быть не могло? Да опять тот самый аргументик: «Но я подумал: а мои рукописи?.. Нет, надо кончать миром». И, отбросив гордую мысль хлопнуть дверью, он ссылается на нездоровье. «А справка есть у вас?» — «Справка — есть». — «Тогда принесите справку».

 

Появились у нас и книги о Солженицыне. Первая — «В споре со временем», принадлежит перу Натальи Решетовской, бывшей жены писателя. В ней много конкретных и достоверных, документально обоснованных сведений о жизни А. Солженицына с детских лет до весны 1964 года, там приоткрывается завеса над самой личностью писателя. Вторая книга — «Спираль измены Солженицына» — перевод с чешского, написана чехословацким литератором Томашом Ржезачем, лично знавшим своего героя в пору его пребывания в Швейцарии

Произнеся однажды длиннющую речь перед американцами, Солженицын закончил ее так: «Я сегодня, может быть, вмешался в ваши внутренние дела или как то коснулся их, простите…»[19] Просит прощения только за то, что коснулся. Какая деликатность! Да, наш герой решительно против вмешательства в дела других государств, особенно — против вмешательства нашей страны, например, в дела США. Об этом он заявлял неоднократно и чрезвычайно горячо. Но вот с какими заклинаниями обращался он в той же речи к американцам немного раньше: «Я говорю вам: пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши (т.е. в советские. — В.Б.) внутренние дела… Мы просим вас — вмешивайтесь!..» Такая диалектичность чрезвычайно похожа на дышло, о котором давно сказано: куда повернул, туда и вышло.

Излишне много распространяться о том, как и почему любит Солженицын щегольнуть старинным словцом, простонародным оборотцем, той же пословицей. Еще бы! Он же о себе говорит, что «в душе мужик». Ну, а мужики, известное дело, изъясняются языком кондовым, любят фольклор, иной раз такое словечко вывернут!.. Есть, например, крестьянское выражение «ехать на лошади (верхом) охлябь» или «охлюпкой», т.е. без седла. Хотя бы у Шолохова в «Поднятой целине» встречаем: «Ты поедешь охлюпкой, тут недалеко». Словечко, понятное дело, заманчиво, соблазнительно, и наш литмужик потянулся к нему, сцапал и, недолго думая, сунул в свой текст, мечтая потрафить простонародью: «Сели на лошадей охляблью». Ему, видите, «охлябь» показалось мало, недостаточно по мужицки, он еще «лью» присобачил. Ну, и если кому потрафил, то разве что одному Бернарду Левину, знатоку святой Руси.

А какую любопытную штуку проделал мужик Исаич со всем известными старинными выражениями «ухом не вести» и «ни уха ни рыла не знать (не понимать, не разуметь)». Он их спарил, и в результате получил нечто совершенно новое: «не вести ни ухом, ни рылом». Селекционер! Мичуринец!

Не менее поучительно, чем с мужицкими словами, обстоит дело у Солженицына со словами и понятиями военного, фронтового обихода. Он уверен, например, что надо писать «военная компания»; убежден, что РККА — это среднего рода: «РККА обладало»…

В выступлении по французскому телевидению 9 марта 1976 года Солженицын между прочим сказал: «Буду честным: надо все же признавать даже теоретические ошибки». Ах, да уж куда там теоретические! — хоть бы грамматические то признал.

Трудно удержаться, чтобы не рассказать колоритнейший эпизод, связанный с рекой Эльбой. Выступая 30 июня 1975 года перед профсоюзными деятелями США, Солженицын вспоминал последние месяцы войны: «Мы думали, что вот мы дойдем до Европы, мы встретимся с американцами… Я был в тех войсках, которые прямо шли на Эльбу. Еще немного — и я должен был быть на Эльбе и пожать руку вашим американским солдатам. Меня взяли незадолго до этого в тюрьму. Тогда встреча не состоялась… И я пришел сейчас сюда вместо той встречи на Эльбе (аплодисменты), с опозданием на тридцать лет. Для меня сегодня здесь — Эльба…»

Известно, что на Эльбе, в Торгау, с американцами встретились войска 1 го Украинского фронта, это произошло 25 апреля 1945 года. Действительно, Солженицына «взяли в тюрьму» незадолго, точнее говоря, за два с половиной месяца до знаменательного события. Но если по оплошности его и не взяли бы, то и тогда он никак не мог бы пожать руку американским солдатам. Дело в том, что Александр Исаевич в то время храбро командовал своей беспушечной батареей в Восточной Пруссии, это от Эльбы несколько далековато, до Торгау, поди, километров 600 — 700 наберется.

Александр Солженицын поведал о своем аресте через двадцать восемь — срок почти в три раза больший, и тем не менее в его рассказе не только не оказалось выдержки, превосходства или иронии, но и обнаружилось нечто в известном смысле противоположное. И это тем более разительно, что ведь для Достоевского арест обернулся каменным мешком Алексеевского равелина (почти год!), изуверской, доведенной вплотную до команды «пли!» инсценировкой смертной казни, кандалами, тяжким каторжным трудом, смрадной казармой, тремя блохастыми досками на общих нарах, тараканами в шах, наконец, унизительной, бесправной солдатчиной, — а Солженицын ничего этого не изведал. И, однако же, вот каков его рассказ:

«Комбриг вызвал меня на КП, спросил зачем то мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, — и вдруг из напряженной в углу офицерской свиты выбежало двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и четырьмя руками одновременно хватаясь за звездочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали:

— Вы арестованы!

И обожженный и проколотый от головы к пяткам, я не нашел ничего умней, как: — Я? За что?..»

Тут многое удивительно. И то, что рассказчик отдает комбригу пистолет без малейших сомнений; и то, что с него сорвали ремень; и то, что арестовали его не по тихому, не в укромной обстановке, как водится, а в присутствии целой «офицерской свиты», для которой устроили спектакль; и то, что контрразведчики не просто подошли и объявили об аресте, а «выбежали» сразу двое из «свиты» и тарзаньими «прыжками» пересекли комнату, словно опасаясь сопротивления уже обезоруженного человека, да еще при этом «драматически» заорали в две глотки. Право, эти «драматические» голоса гораздо менее достоверны, чем «симпатический» голос у Достоевского.

А какой тут еще и совершенно кошмарный фон! Оказывается, сцена ареста разыгралась в сложнейшей фронтовой обстановке: «окружили не то мы немцев, не то они нас». И все это совершалось «под дыханием близкой смерти»: «Дрожали стекла. Немецкие разрывы терзали землю метрах в двухстах». Жутко сказать, смерть дышит не то в лицо, не то в затылок, а этим мерзавцам из контрразведки хоть бы хны, им только бы сцапать Александра Исаевича, горемыку. Интересно еще и то, почему в столь ответственный момент сражения вокруг комбрига собралась целая свита офицеров, когда всем им надлежало быть на своих постах в боевых порядках рядом с солдатами. А как и зачем стали бы выводить из окружения, если это окружение, арестованного антисоветчика? Не лучше ли было вывести честных солдат?

Но есть и другая версия ареста. Ее мы находим в книге первой жены писателя Натальи Решетовской «В споре со временем»: «Все произошло неожиданно и странно. 9 февраля (1945 года) старший сержант Соломин зашел к своему командиру с куском голубого бархата…» Одессит Илья Матвеевич Соломин — ординарец Солженицына. За девять месяцев до этого именно его послал он с блатными документами и с таким же обмундированием в Ростов, приказав доставить ему в землянку в качестве боевой подруги законную жену. В ту пору, в той обстановке такой приказ разве что только одессит и мог выполнить. И действительно, молодая супруга была доставлена и, по ее словам, чудесно провела в уютной землянке мужа несколько недель за переписыванием его рассказов, за чтением у камелька «Жизни Матвея Кожемякина» Горького и за другими еще более увлекательными делами. А еврей Соломин с конца семидесятых годов живет в США.

Итак, ординарец зашел к своему командиру с куском голубого бархата. Что же дальше? «Я сказал ему, — передает Решетовская слова Соломина, — что у меня ведь все равно ни кого нет. Давайте пошлем в Ростов Наташе, блузка выйдет…

Как видим, ни о каком окружении, ни о каком дыхании близкой смерти и речи нет. Командир и его ординарец заняты спокойным и самым обычным в те дни делом: судачат, как использовать кусок трофейного бархата. Дело то было в Восточной Пруссии.

Соломин продолжал: «В этот момент вошли в комнату двое. Один говорит: „Солженицын Александр Исаевич? Вы нам нужны”. Какая то сила толкнула меня выйти следом. Он уже сидел в черной „эмке”. Посмотрел на меня, или мне показалось, таким долгим взглядом… Его увезли. Больше я его не видел». Такова бархатная версия ареста: ни тарзаньих прыжков, ни хватания в четыре руки, ни воплей «Вы арестованы!» Все тихо, деловито, обыденно.

«Сам не знаю почему, — закончил рассказ ординарец, — побежал я к его машине. Там стоял ящик из под немецких снарядов. Раскрыл. Книжки… Перевернул обложку на одной, смотрю — портрет Гитлера».

Вот вам и первая загадка солженицынского ареста: какой версии верить — авторской или той, что рассказали ординарец и супруга арестованного? Железной или бархатной?

Уместно заметить, что такие загадки и дальше часто встречаются в биографии нашего героя. Например, с июля 1947 года до мая 1950 го он находился в спецтюрьме «Марфино» в районе Останкино. Вдруг, рассказывает с его слов Н. Решетовская, «19 мая „совершенно неожиданно” муж уехал из Марфино. Писал, что не думал, что это произойдет так скоро, что ему очень хотелось „прожить там до будущего лета”. Желание вполне понятное, ибо это была весьма привилегированная тюрьма.

«Обстоятельства шаг за шагом ускоряли отъезд и сделали его неизбежным», — писал он мне», — продолжает бывшая жена. Но если так, если «шаг за шагом», то, во первых, почему же ранее говорилось о полной неожиданности «отъезда»9 Во вторых, что это за «обстоятельства»? в чем их суть? какого они характера? Неизвестно. Тайна. А ведь именно они, выходит, оказались причиной «отъезда». Такова первая версия.

использовать кусок трофейного бархата. Дело то было в Восточной Пруссии.

«В другом письме, написанном уже не мне, — читаем дальше у Решетовской, — он объяснил свой отъезд тем, что просто перестал работать». Это вторая версия. Человека просто выставили за безделье и саботаж. Но тогда непонятно, почему он уверял жену, будто уехал «вполне по хорошему».

«Мне известна еще одна версия Солженицына по поводу того же, сообщенная им Леониду Власову, — вспоминает жена. — Он оказался жертвой спора двух начальников, которые „не поделили его между собой”, и старший, наделенный властью, послал его „на такую муку”… Очень красивая версия, но она решительно противоречит второй: кому нужен бездельник? кто захочет затевать спор из за саботажника? Кроме того, в этой тюрьме, являвшейся научно исследовательским институтом, занимались секретными проблемами связи, а Солженицын "никогда не имел к ним никакого отношения по причине полной неосведомленности в них, — чего ж из за такого спеца спорить?

Итак, перед нами уже не две, как в случае с арестом, а три совершенно разные версии одного и того же события, и в отличие от версий ареста все они принадлежат Самому Солженицыну, рассказаны им трем разным людям. Столь многогранен, сложен и духовно богат этот человек.

Какой же версии верить? Последняя из них, как уже сказано, выглядит не менее красиво, чем легенда о гении древности: «Спорили семь городов за честь быть отчизной Гомера…» Но, увы, она совершенно неубедительна, ибо наш Гомер в вопросах связи ни бэ ни мэ. Весьма легковесна и вторая версия: уж где где, а в тюрьме то, даже в самой привилегированной и либеральной, есть средства заставить работать обнаглевшего лодыря. Остается третья, все объясняющая какими то таинственными «обстоятельствами», нарастающими шаг за шагом. Скорее всего тут то собака и зарыта. Эта версия появилась первой, а первый порыв, как известно, почти всегда правдив или близок к этому. А то, что человек ни сразу, ни потом не счел возможным объяснить суть «обстоятельств» даже родной жене, говорит об их серьезности. Словом, загадка локализована, однако осталась не раскрыта.

Но, между прочим, различия в версиях, как было с версиями ареста, в иных случаях не столь уж и важны. Здесь для понимания человеческой сути действующих лиц гораздо содержательнее различие между характерами их рассказов о происшедшем. В самом деле, как много говорит нам непохожесть спокойно иронического, добродушно обыденного рассказа Достоевского на рассказ Солженицына то истерически взвинченный, то величественный и жуткий, подобно картине Карла Брюллова «Последний день Помпеи» с ее поистине близким дыханием смерти.

К слову сказать, различие между двумя рассказами еще и в том, что Достоевский не только не перетрусил, но даже и не удивился тому, что за ним пришли, а Солженицын в страхе, который не забыл и двадцать восемь лет спустя, как букашка, «обожженный и пронзенный от головы к пяткам», оторопело воскликнул: «За что?» Так вот, за что же его арестовали? Ведь это главное, а не обстоятельства ареста и не рассказ о нем. И здесь нас ждут новые еще более увлекательные загадки.

Капитан второго ранга Бурковский, находившийся вместе с нашим героем в Экибастузском лагере и даже послуживший ему в «Иване Денисовиче» прототипом для образа кавторанга Буйновского, говорил чехословацкому журналисту Т. Ржезачу, биографу писателя: «Солженицын рассказывал мне, что он на фронте попал в окружение, стал пробиваться к своим и оказался в плену. Его посадили якобы за то, что он сдался». Однако достоверно известно, что ни в каком плену, кроме плена своих литературно политических фантасмагорий, Александр Исаевич никогда не был. И все же в «Архипелаге» он настаивает именно на этой версии, причислив себя к тем, кто, вернувшись из плена, попал в лагеря «за одно то, что все таки остались жить». Такова первая авторская версия. Но, как всегда, у него есть и запасная:

«Я арестован за переписку с моим школьным другом». За переписку! За одну лишь чистую любовь к эпистолярному жанру. Тут нельзя не вспомнить некоего Баклушина из «Записок» Достоевского. Герой, от лица которого ведется там повествование, спрашивает его, за что он угодил на каторгу. «За что? Как вы думаете, Александр Петрович, за что? — переспросил Баклушин. — Ведь за то, что влюбился!» Собеседник едва сдержал улыбку: «Ну, за это еще не пришлют сюда». Тогда жертва любви несколько уточнил обстоятельства: «Правда, я при этом деле (т.е. при небесной влюбленности то! — В.Б.) одного немца из пистолета пристрелил». И тут же искренне добавил: «Да ведь стоит ли ссылать из за немца, посудите сами!»

Итак, человек написал и послал не одно письмишко с какой то эмоциональной антисталинской репликой, а много писем по разным адресам, и в них — целая политическая концепция, в соответствии с которой он поносил не только Сталина, но и Ленина. Почти через тридцать лет признает: «Содержание наших писем давало по тому времени полновесный материал для осуждения нас обоих». А еще позже, находясь уже за границей, проявив все таки большую самокритичность, чем бедолага Баклушин, скажет в выступлении по французскому телевидению: «Я не считаю себя невинной жертвой. (Мог бы добавить: „в отличие от Лидии Чуковской”. — В.Б.) К моменту ареста я пришел к весьма уничтожающему выводу о Сталине. И даже со своим другом мы составили письменный документ о необходимости смены советской системы».

Спрашивается, что оставалось делать сперва работникам военной цензуры, прочитавшим кучу «крамольных писем» Солженицына, а потом — сотрудникам контрразведки, прочитавшим еще и помянутый «документ», в котором речь то шла не о системе Станиславского, — что оставалось им делать, если они хотели оставаться цензорами и контрразведчиками, а не отставными балеринами. Где, когда существовала государственно политическая система, которая на составителей подобных «документов» взирала бы равнодушно? Все это усугублялось еще и тем, что Сталин являлся Верховным Главнокомандующим армии, а его критик Солженицын — армейским офицером, рассылавшим сверстникам и сверстницам на фронте и в тылу письма, направленные на подрыв авторитета Верховного Главнокомандования. В любой армии, в любой стране подобные действия офицера в военное время, на фронте будут расценены не иначе как военное и государственное преступление в пользу врага. Тем более, если враг еще находится на родной терзаемой земле. Нет, совершенно прав этот товарищ, когда говорит: «Я не считаю себя невинной жертвой». Какая уж тут невинность…

И тем не менее, называя свой арест «впадением в тюрьму», Солженицын старается внушить нам, что это «впадение» носило совершенно случайный, «мальчишеский» характер. Да, конечно, дескать, виноват, но уж очень был простодушен, наивен и открыт: «Когда я потом в тюрьмах рассказывал о своем деле, то нашей наивностью вызывал только смех и удивление. Говорили мне, что других таких телят и найти нельзя. И я тоже в этом уверился». Ну, а потом захотел уверить и нас: что, мол, с меня взять — теленок! Хоть и бодался с дубом. Тут мы подходим к главной загадке солженицынского ареста.

С целью убедить нас в своей наивности находчивый автор выискал историческую параллель: «Читая исследования о деле Александра Ульянова, узнал, что они попались на том же самом — на неосторожной переписке». Действительно, член террористической группы Пахомий Андреюшкин послал из Петербурга в Харьков слишком откровенное письмо своему другу студенту Ивану Никитину, и оно было перехвачено полицией. Вот, дескать, еще когда среди противников режима телята водились. Как же после этого не поверить в случайность солженицынского «впадения в тюрьму»?

Да, все вроде так: параллель, сходство. Но, присмотревшись внимательней, нетрудно увидеть кое какое различие. Начать хотя бы с того, что Андреюшкину был всего 21 год, а Солженицыну шел уже 27 й, т.е. первый то действительно почти мальчик — студент, мало что в жизни еще повидавший, а второй — человек, за плечами которого все таки уже университет, два курса ИФЛИ, работа в школе, военное училище, офицерское звание, командирская должность, фронт. Один из них еще вполне мог быть достаточно неопытным и наивным, но откуда этим трогательным качествам взяться у второго? К тому же в 1887 году в России царил мир, военной цензуры, которая проверяла бы всю корреспонденцию, не существовало, и Андреюшкин, естественно, мог рассчитывать, что его письмо не прочитает никто, кроме адресата; у Солженицына же, который прекрасно знал о всеобщей военной цензуре, была полная уверенность в обратном. Кроме того, Андреюшкин писал из большого города в город тоже не маленький, он имел возможность бросить письмо в любой почтовый ящик столицы и, конечно, понимал, что это обстоятельство, в случае худого оборота дела, сильно затруднило бы розыск отправителя письма, да и обратного адреса он на конверте не написал, в итоге его искали целых пять недель; Солженицын не располагал роскошным выбором почтовых ящиков и отделений связи: письма на фронте мы отдавали в руки почтальону подразделения, который относил их всегда на одну и ту же ППС (полевая почтовая станция). Надо думать, при таких условиях установить авторство писем, если предположить, что они были без подписи, а это едва ли так, не представляло слишком сложной задачи. Наконец, Андреюшкин писал своему единомышленнику, и, ясное дело, у него были все основания рассчитывать на понимание и на тайну со стороны адресата; у Солженицына же дело обстояло совсем наоборот: никто из его адресатов (кроме Виткевича, видимо) не являлся его единомышленником в вопросах о Сталине, о действиях Верховного Главнокомандования, тем более — о советской системе. И это тоже было ему известно. Кстати, упоминающийся морской офицер Л. Власов, пославший отрицательный ответ на крамольное письмо, фигура для всей этой истории чрезвычайно показательная. Солженицын даже и не знал его как следует, они случайно познакомились в поезде Ростов — Москва в марте 1944 года при возвращении из отпуска на фронт, потом обменялись несколькими письмами — и все. И вот с одномоментным вагонным попутчиком Солженицын делится мыслями, за которые в те дни и в его положении совсем не трудно было угодить за решетку! Ведь если бы даже письмо незамеченным проскочило цензуру, то сам адресат мог оказаться человеком, который сообщил бы о нем куда следует. Разве одно это не поразительная загадка!

Ведь в ту пору наших солдат, полководцев и Верховного Главнокомандующего нахваливали не только Рузвельт и Черчилль («Великий воин Сталин…»), но и генерал Деникин. Даже такой заматерелый противник советской власти, как Бунин, в те дни писал: «Вот до чего дошло! Сталин летит в Персию, и я в тревоге, как бы с ним чего не случилось…» А Солженицын… Тогда, может быть, он оказался в антисоветской, антисталинской среде? Чушь. Это была патриотическая армейская среда. Может, наконец, он пережил какую то личную драму, резко изменившую его мировоззрение? Ничего подобного. Он исправно служил, помыкал солдатами, повышался в звании, получил два ордена, писал и метал в Москву бесчисленные рассказы… Так в чем же дело?

Может быть, мужественней, тверже держался Солженицын во время следствия? Увы, сам пишет: «Я себя только оплевывал». И если бы одного себя! Признает, что и других «обрызгал». А в устах этого человека одна брызга уж никак не меньше хорошего ушата. Нет, не имеет он права повторить вслед за Достоевским: «Я вел себя перед судом честно, не сваливал своей вины на других… Я не сознавался во всем и за это наказан был строже». А Солженицын наказан был мягче — получил на два года меньше, чем его одноделец Виткевич, хотя тот играл лишь вторую роль.

«И, значит, нашим освобождением?» Да, армия разгромлена, страна погибла, но зато — свобода! Такого рода ставки Солженицын допускал не раз. Уверяет, например, что летом 1950 года кричал тюремным надзирателям: «Подождите, гады! Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!» Трудно, конечно, поверить, что Александр Исаевич мог самолично да еще и безнаказанно кричать эдакое в лицо надзирателям, но мысли такие, выходит, держал за пазухой. А ведь не мог после Хиросимы и Нагасаки не понимать, что бомба унесет вовсе не одних лишь надзирателей.

Но «с ними» против Солженицына оказались все его друзья давних лет: и Виткевич, и Симонян, и Ежерец, и Решетовская. Все они раскусили его и выразили ему свое презрение. Уже одно это единодушие (а тут можно прибавить и Власова) могло бы заставить глубоко задуматься другого. Но не Александра Исаевича. Очень похоже, что ныне, вспоминая их и порознь и вместе, он твердит при этом лишь одну фразу: «Ах, жаль, что не посадили!» Это тем более правдоподобно, что стремление нашкодить своим товарищам было заметно у Сани Солженицына еще в юные годы. К. Симонян вспоминал: «Он, будучи старостой класса, с каким то особым удовольствием записывал именно нас: меня и Лиду (Ежерец) — самых близких приятелей в дисциплинарную тетрадь».

 

Широко распространена легенда о том, что Солженицын «закалился в адском пламени XX века» (К. Кедров). Тут обычно имеются в виду главным образом два обстоятельства: «он прошел сквозь ад Второй мировой войны» и «он прошел сквозь ад сталинских лагерей».

Итого два ада. Взять первый из них. Было время, когда и сам Александр Исаевич уверял нас, что прошел весь этот ад насквозь. Так, в письме к Четвертому Всесоюзному съезду писателей, что состоялся в мае 1967 года, он именовал себя «всю войну провоевавшим командиром батареи». После писал в «Архипелаге»: «Я и мои сверстники воевали четыре года»… «Четыре года моей войны…» и т.п. И вот какую картину своего четырехлетнего ада рисовал: «Мы месили глину плацдармов, корчились в снарядных воронках… Господи! Под снарядами и бомбами я просил тебя сохранить мне жизнь…» «11 июля 1943 года. Еще в темноте, в траншее, одна банка американской тушенки на восьмерых и — ура! За Родину! За Сталина!» и т.д.

Тут уж кое кто не выдержал и довольно внятно сказал: «Уважаемый, и вся то война четырех лет не длилась, а уж ваше участие в ней… Вспомните ка…» Тогда он стал давать несколько иные, облегченные версии своего героического военного прошлого. Так, в автобиографии, написанной в 1970 году для Нобелевского комитета, читаем, что «с начала войны» он попал ездовым в обоз и в нем провел зиму 1941/42 года; потом был переведен в артиллерийское училище, которое окончил к ноябрю 42 го года и был назначен командиром разведывательной артиллерийской батареи. И вот уж «с этого момента непрерывно провоевал, не уходя с передовой, до ареста в феврале 1945 года». Теперь получалось, что воевал Солженицын не «четыре года», не «всю войну», а лишь с ноября 1942 го. Именно о сорок втором годе в фильме говорит Говорухин, но, как уточнила Н. Решетовская, на фронте Александр Исаевич оказался лишь в мае 1943 года, после того как в войне произошел перелом, наша армия перешла в решительное наступление, и победа, окончание войны стали вопросом только времени. О, это была уже другая война!.. А двух самых страшных лет военного ада с его отступлениями и котлами, горечью и отчаянием он не изведал. Не знал арестованный и отправленный в Москву 9 февраля 1945 года и таких страшных дел, как взятие Кенигсберга или Берлина, освобождение Будапешта или Праги. Так что если подсчитать, то получится, что прошел Александр Исаевич не весь ад, а лишь 0, 45 ада.

И ведь даже для той поры войны это был ад странный… Солженицын пишет, что утром 11 июля сорок третьего года, съев банку тушенки на восьмерых, голодный, невыспавшийся, он бросился из траншеи в атаку. А вот что сообщал в письме его жене друг юности Николай Виткевич, побывавший у него в части именно в эти июльские дни: «Прокалякали ночь напролет… Саня за это время сильно поправился. Все пишет разные турусы на колесах и рассылает на рецензии». Действительно, корчась в снарядных воронках, Солженицын написал ворох рассказов и стихов, под снарядами и бомбами сочинил повесть, начал роман. И все это отправлял из воронки в Москву знакомой аспирантке Л. Ежерец для дальнейшего продвижения. В то же время обдумывает серию романов, которую заранее озаглавил в директивном духе: «Люби революцию!» Кроме того, в траншее он много читает: «Жизнь Матвея Кожемякина» Горького, книгу об академике Павлове, даже следит за журнальными новинками. А в мае 1944 года он проделал такую ошеломительную операцию. Получил честь честью оформленные фальшивые документы — красноармейскую книжку и отпускное свидетельство на имя своей жены, а также необходимое женское обмундирование и со всем этим направил сержанта своей батареи в Ростов: тот должен привезти своему командиру жену. Порученец успешно справился с важным оперативным заданием: за две тысячи верст, через полстраны, жена Солженицына была доставлена — прямо в окоп!

Потом она вспоминала: «Мы с Саней гуляли, разговаривали, читали. Муж научил меня стрелять из пистолета. Я стала переписывать Санины вещи». Кроме того, они фотографировались. Позировать перед объективом — вечная страсть Александра Исаевича. Ну все это, естественно, в редкие минуты, когда не было бомбежек и обстрелов, а Саня был свободен от обязанности бежать в штыковую атаку.

В «Записках» герой повествователь рассказывает: «Когда смеркалось, нас всех вводили в казармы, где и запирали на всю ночь. Мне всегда было тяжело возвращаться со двора в нашу казарму. Это была длинная, низкая и душная комната, тускло освещенная сальными свечами, с тяжелым, удушающим запахом. Не понимаю теперь, как я выжил в ней десять лет. На нарах у меня было три доски: это было все мое место. На этих же нарах размещалось в одной нашей комнате человек тридцать народу». Вот еще один выразительный штришок: «Ночью наступает нестерпимый жар и духота. Хоть и обдает ночным холодком из окна, но арестанты мечутся на своих нарах всю ночь, словно в бреду. Блохи кишат мириадами» и т.д. Так жил герой Достоевского, так жил и сам писатель.

А наш мученик? Он описал в «Архипелаге» несколько помещений, в которых коротал свой срок. Напомним одно из них: «К нам добавили шестого (заключенного), и вот перевели полным составом в красавицу 53 ю. Это — дворцовый покой! Высота этажа в пять метров. А окна!..» Наш страдалец сменил несколько мест заключения, но ни одно его жилье невозможно сравнить с каторжной берлогой Достоевского. Даже в Экибастузском особлаге он жил все таки не в смрадной и блохастой людской скученности, а в отдельной комнате всего с тремя или четырьмя соседями и спал не на общих нарах вповал, а на кроватке с матрасиком, подушечкой, одеяльцем, — вот не знаем насчет пододеяльничка.

Затем — Ново Иерусалимский лагерь. Это кирпичный завод. Какое совпадение! Ведь у Достоевского в «Записках из Мертвого дома» тоже кирпичный завод… Застегнув на все пуговицы гимнастерку и выпятив грудь, рассказывает герой, явился он в директорский кабинет. «Офицер? — сразу заметил директор. — Чем командовали?» — «Артиллерийским дивизионом!» (соврал на ходу, батареи мне показалось мало). — «Хорошо. Будете сменным мастером глиняного карьера».

Так добыта первая непыльная должностишка. Под началом у лжекомдива человек двадцать. Существо книжное, жизни не знающее, он, конечно, не мог завоевать уважения у людей, которые кое что повидали. Издевки сбили с «комдива» рвение да спесь и довели до того, что он стал избегать своих обязанностей, еще недавно столь желанных. Достоевский в «Записках» говорит: «Отдельно стоять, когда все работают, как то совестно». Солженицын же, без малейшего оттенка этого чувства, признается, что, когда все работали, он «тихо отходил от своих подчиненных за высокие кручи отваленного грунта, садился на землю и замирал». Вот уж, признаться, и не знаем, можно ли это тихое сидение за кучами зачислить в пролетарский стаж.

 

 

Солженицын весь срок получал от жены и ее родственников вначале еженедельные передачи, потом — ежемесячные посылки. Кое что ему даже надоедало, и он порой привередничал в письмах: «Сухофруктов больше не надо… Особенно хочется мучного и сладкого. Всякие изделия, которые вы присылаете, — объедение». Это голос, и речь, и желания не горемыки, изможденного трудом и голодом, а сытого лакомки, имеющего отличный аппетит. Ну жена послала сладкого, и вот он сообщает: «Посасываю потихоньку третий том „Войны и мира” и вместе с ним твою шоколадку…»

«Библиотека Лубянки — ее украшение. Книг приносят столько, сколько людей в камере. Иногда библиотекарша на чудо исполняет наши заказы!» Подумайте только: заказы! А в Марфино утонченный библиоман имел возможность делать заказы даже в главной библиотеке страны — в Ленинке. В Мертвом же доме была только одна Библия, и ничего больше. Достоевский писал А.Н. Майкову: «В каторге я читал очень мало, решительно не было книг. А сколько мук я терпел оттого, что не мог в каторге писать…» Кто может ведать, что потеряло человечество из за долгой острожной немоты гения…

В приведенном высказывании должны бы нашего героя ошарашить слова о том, что бежать с каторги «почти невозможно». Как так? Он же столько красноречия потратил для доказательства совершенно обратного! Он уверял, во первых, что побегом «не было надобности каторжанам рисковать: им не грозила преждевременная смерть от истощения на тяжелых работах…» И дальше читаем в «Архипелаге»: «Из царской ссылки не бежал только ленивый, так это было просто». Еще и присовокупит при случае: «У ссыльных царского времени побеги были веселым спортом». Выходит, что только по лености не пожелали заняться этим веселым спортом декабристы и петрашевцы, Шевченко и Чернышевский и многие многие другие. У Достоевского же читаем о побегах вот что: «Положительно можно сказать, что решается на это, по трудности и по ответственности, из сотни один… Только разве десятому удается переменить свою участь», т.е. получается, что удается бежать лишь одному из тысячи заключенных.

 

Итак, тридцатипятилетний лоб «хранил молчание», а его пожилой и больной товарищ «кричал», т.е. делал именно то, что по объявленной им страстной приверженности к правдолюбию должен бы делать как раз он, наш герой. Что ж, опять мала аудитория? Очевидно, это, как всегда, имело значение, но здесь выплывает новая причина его многолетней молчаливости: «Я таил свою задачу: я писал и писал. Я берег себя для другой борьбы, позднейшей».

Этот довод Солженицын приводит особенно часто в оправдание своих не блещущих доблестью поступков и дел. Так, он рассказывает, что в марте 1956 года, уже в ссылке, его опять пытались завербовать в стукачи. По собственному признанию, «кандидатура была намечена правильно». Ну, действительно, прежние заслуги сексота Ветрова[37], надо думать, не остались для кого следует тайной и на воле.

К этому посланию мы еще, может быть, обратимся в ходе нашего повествования, а здесь я замечу лишь, что в нем много было намешано всего. Так, желая охарактеризовать духовную жизнь нашего общества, Солженицын утверждал, например, что «у нас одно время не печатали… делали недоступным для чтения» Достоевского[12]. Это сказано было, конечно, без должного уважения к истине. Как известно, Достоевский являлся сторонником самодержавия, иные его взгляды и произведения, так сказать, не соответствуют идеям социализма. При этих условиях наивно было бы надеяться, что сразу после свержения самодержавия и социалистической революции его стали бы печатать столь же охотно и широко, как, допустим, Горького или Маяковского, провозвестников этой революции. И тем не менее 23 томное Собрание сочинений Достоевского, начатое до революции петербургским издательством «Просвещение», после Октября не было ни прервано, ни заброшено, ни забыто, и последние тома беспрепятственно вышли уже в советское время. В 1921 году в Москве и Ленинграде (Петрограде) был отмечен 100 летний юбилей Достоевского. Еще раньше на Цветном бульваре был поставлен памятник работы известного скульптора С.Д. Меркулова и открыт музей на Божедомке, к которому позже памятник был перенесен. Вскоре после этого началась подготовка к изданию первого советского собрания сочинений писателя на научной основе, и оно было осуществлено в 1926 — 1930 годах. А 30 томное академическое в 70 — 80 х годах?! Всего после революции, по данным на ноябрь 1981 года (160 лет со дня рождения писателя), вышло в нашей стране 34 миллиона 408 тысяч экземпляров его книг. Это получается в среднем около 540 тысяч ежегодно. Где ж тут «недоступный для чтения»?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
потери Вермахта,Люфтваффе и Гросмарин на всех фронтах c 1939 по 1945 год составили около 7,5 милионов человек убитыми из них на Восточном фронте было потерено более 6 милионов человек(80% всех потерь).

Пацаны, если вы считаете, что против ваших дедов воевали одни немцы, то вы глубоко ошибаетесь. Сам я историк фиговый, так что дам вам статью.

Ярослав Бутаков

 

«КОРИЧНЕВОЕ» ПРОШЛОЕ НАШИХ СОСЕДЕЙ. Часть 1

 

Расследование российского историка: восточно-европейские союзники рейха превосходили в жестокости немцев

 

«Наемники фюрера» – под таким заглавием издательский дом «Трибуна» выпустил книгу писателя и журналиста Максима Кустова, посвященную не слишком широко известным аспектам Великой Отечественной войны. Сам автор, как сказано в аннотации издания, окончил Московский историко-архивный институт, с 1995 года работал военным корреспондентом, прошел «горячие точки» в 1-й и 2-й Чеченских кампаниях, а также в Таджикистане.

 

Даже в школьном курсе истории фигурирует термин «нападение фашистской Германии и ее сателлитов на СССР». Но тому, кто были эти «сателлиты», в учебниках и лекционных курсах по Великой Отечественной войне обычно уделяется мало внимания. Главные «действующие лица» войны – русские и немцы, а все остальные фигурируют как бледные тени. Между тем, без содействия ряда средних и мелких стран Европы агрессия гитлеровской Германии не приобрела бы такого размаха, кампании 1941–1942 гг. не были бы столь успешными для врага и столь опасными для нашей Родины.

 

Книга «Наемники фюрера» не открывает сенсационных исторических фактов, не поражает какой-то сверхновой концепцией. Она имеет другую цель – обратить внимание нашего читателя на те моменты истории Великой Отечественной, которые, как правило, считаются не только дилетантами, но и профессионалами лишь незначительными штрихами к общей величественной картине 1941–1945 гг. Однако именно эти штрихи многое объясняют в картине современной политики и как раз в той ее части, которая отображает отношение к России и русским у некоторых европейских наций.

 

Ограниченность объема не позволила автору включить в свою книгу очерки о неофициальных союзниках Гитлера в той войне – добровольческих формированиях западноевропейских, прибалтийских (за исключением эстонцев) и тюркских народов, воевавших против СССР, а также о бандеровцах. Впрочем, каждая такая тема заслуживает отдельной книги. В данном издании речь идет об армиях государств, сражавшихся на стороне Гитлера. Сюда включена также Польша, чья повстанческая антигитлеровская «Армия Крайова» вела враждебные действия и против СССР, причем значительно более активно, чем против немецких оккупантов. Не забыта автором и Чехия, чей мощный военно-промышленный и инженерно-конструкторский потенциал был поставлен на службу Третьему рейху. Причисление Польши и Чехии к пособникам врага – шаг действительно оригинальный, и для него, как явствует из материала книги, в самом деле имеются все основания. Но в целом книга направлена не столько на утверждение некоего нового взгляда, сколько на разоблачение некоторых устоявшихся мифов о роли сателлитов Германии во Второй мировой войне.

 

Общие мифы подобного рода можно свести в такой перечень:

 

1. Союзники нацистской Германии были чуть ли не насильно вовлечены в гитлеровскую авантюру против СССР.

 

2. Союзники Германии придерживались более гуманной политики на оккупированных территориях СССР, чем нацисты с их расистской идеологией.

 

3. В войне существовали только два лагеря, и противники Гитлера автоматически являлись союзниками СССР.

 

Попутно разоблачаются мифы, связанные с отдельными странами.

 

 

 

«РУМЫНЫ ШЛИ ПОХОДНЫМ МАРШЕМ»

 

Так называется глава книги, посвященная участию Румынии в войне против СССР. Она носит подчеркнуто издевательский характер. Румынская армия предстает наименее боеспособным союзником Гитлера, ее облик просто гротескный.

 

«На советско-румынском фронте пограничники, моряки Дунайской флотилии и армейские части не только удерживали государственную границу, но и высаживали десанты на вражескую территорию. На некоторых пограничных заставах 22 июня даже не поняли, что началась война, что наступает регулярная румынская армия, оценив происходящее лишь как массовое нарушение границы вооруженными бандами. Трупы убитых в первых боях румынских солдат собирали для опознания, полагая, что это нарушители границы…» (с. 28)

 

«Уж очень специфическим противником были румыны. В боях с ними возникали ситуации, совершенно немыслимые тогда для советских войск, сражавшихся против немцев. Один из таких боев описал Виктор Михайлович Синайский, летом 1941 года моторист в 131-м истребительном авиаполку: «В июле был очередной прорыв фронта. Немцы ввели в прорыв немецкий кавалерийский корпус, и ему противостоял один наш стрелковый батальон, к тому же потрепанный в бою. Наземное командование обратилось к командованию армии (воздушной – Я.Б.) с просьбой помочь… Двое суток наши гоняли этот румынский кавалерийский корпус по степи… Потом приехал генерал-лейтенант Корнеец, построил полк и сказал: «Вы разгромили 5-й румынский королевский кавалерийский корпус. Прорыв ликвидирован». (с. 29–30)

 

Опереточность румынской армии была оценена советскими военными еще во время первого освобождения Бессарабии летом 1940 года. Будущий маршал артиллерии Николай Воронов вспоминал: «Впервые в жизни мне встретились королевские офицеры-щеголи с подведенными бровями и ресницами, напудренными и подкрашенными лицами». (с. 33)

 

Данная глава просто пестрит эпизодами, рисующими румынскую армию в абсолютно комическом виде.

 

Но эта «армия» вела себя совершенно иначе, когда имела дело с противником, который был ей по силам, – с гражданским населением. «Притом, что воевали румыны откровенно плохо и неохотно, они охотно участвовали в истреблении мирного населения на территории СССР. Наиболее масштабной акцией такого рода стало истребление евреев в Одессе и Одесской области, находившихся в период оккупации под румынской “юрисдикцией”. Только здесь румынами, немцами и местными пособниками оккупантов были уничтожены 200-250 тысяч человек. Известны также случаи массового уничтожения румынами славянского населения в Причерноморье и на Северном Кавказе». (с. 42)

 

 

 

УЧЕНИКИ ПРЕВЗОШЛИ УЧИТЕЛЕЙ

 

«Если на полях сражений венгерская армия не могла по боеспособности сравниться с немецкой, то в качестве карателей на оккупированных территориях СССР и Югославии венгерские ученики очень старались угнаться за немецкими учителями… Только в Чернигове и окрестных селах германо-венгерские палачи уничтожили 59 749 человек. Но если на территории СССР достаточно проблематично отделить количество уничтоженных именно венгерскими карателями от жертв германских нацистов, то на территории оккупированной в 1941 году Югославии немцы отвели им участок для “самостоятельной работы”… Самой известной акцией венгерских карателей в Югославией стали массовые убийства в городе Нови Сад… При истреблении мирного населения в Нови Саде венгры не пользовались немецкими “технологиями” массовых убийств и обходились без печально знаменитых “душегубок”, предпочитая топить обреченных людей в Дунае» (с.67-69).

 

По количеству войск, участвовавших в боях против Красной армии, среди наемников Гитлера Венгрия уступала только Финляндии. В январе 1943 года под Воронежем была полностью разгромлена 2-я венгерская армия. Осенью 1944 года, когда советские войска вступили на территорию Венгрии, им противостояли уже три венгерские армии. И хотя командующий одной из них перешел на сторону антигитлеровской коалиции и призвал венгров к борьбе с нацистами, две другие остались верны рейху и заканчивали войну уже за пределами своей страны, в Австрии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Вот вторая часть этой статья.

Ярослав Бутаков

 

«КОРИЧНЕВОЕ» ПРОШЛОЕ НАШИХ СОСЕДЕЙ. Часть 2

 

Страны-сателлиты не должны забывать о своей ответственности за преступления нацизма

 

 

 

САМЫЙ ФАНАТИЧНЫЙ ПРОТИВНИК

 

Именно так можно охарактеризовать Хорватию, чьи вооруженные силы продержались дольше германских и окончательно прекратили сопротивление только 15 мая 1945 года.

 

«Хорватские фашисты-усташи (усташ – дословно повстанец) были каким-то уникальным зверьем, на фоне коих даже эсесовцы с их душегубками и концлагерями выглядели нудными бухгалтерами от убийства. Могли, скажем, в качестве отчета о проделанной работе прислать немцам двадцать килограммов человеческих глаз», – пишет Максим Кустов в своей книге «Наемники фюрера», рассказывающей о преступлениях союзников нацистской Германии в годы Второй Мировой войны (с. 45).

 

Не будем здесь травмировать психику читателя свидетельствами тех зверств, которые усташи творили в сербских землях. Этих цитат он найдет предостаточно на страницах книги Максима Кустова. Отметим лишь то, что политика геноцида сербского населения находила обоснование в расовом законодательстве независимой Хорватии, согласно которому к «арийцам» причислялись наряду с католиками-хорватами также боснийские мусульмане. Советские историки как-то не акцентировали внимание на этих фактах, предпочитая больше писать о «совместной борьбе народов Югославии против оккупантов».

 

Хорватский добровольческий полк воевал в составе вермахта на Восточном фронте (причем недостатка в добровольцах не было) и был полностью уничтожен нашими под Сталинградом.

 

 

 

ВЕЛИКОЙ СУОМИ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ

 

С Финляндией связаны еще несколько мифов о Второй мировой войне, помимо вышеназванных. Первый – что Финляндия в 1941–1944 гг. не имела захватнических целей, а лишь «возвращала свое», отторгнутое у нее в результате Зимней войны 1939–1940 гг. Второй – о «мягком» оккупационном режиме Финляндии на советской территории. Третий – будто Финляндия вообще первой подверглась нападению СССР в 1941 году!

 

Последний миф возник из-за того, что финские войска поначалу долго не могли добиться какого-либо заметного продвижения на своих участках фронта. А противодействие советских вооруженных сил было активным, включая бомбардировки столицы Финляндии – Хельсинки. Это и дает финнам возможность утверждать, будто они и в 1941-м стали жертвами «советской агрессии». Только с немецкой помощью и используя отход советских войск, вынужденных сократить общую линию фронта для высвобождения сил, финны сумели перейти в наступление. Стойкие и умелые в обороне, финские войска не могли самостоятельно вести против Красной армии успешные наступательные действия.

 

Второй миф опровергается многочисленными свидетельствами русских людей, переживших финскую оккупацию. Действительно, финны не строили газовых камер. Но массовый своз мирного населения в концентрационные лагеря был возведен ими в систему. Поневоле вспоминается, как депутат регионального законодательного органа Карелии предложил в позапрошлом году установить памятник Маннергейму – финскому главкому во время войны. Это при том, что память тысяч умерших от голода, холода и жестокого обращения в финских концлагерях пока еще должным образом не увековечена.

 

Советские историки по соображениям «политкорректности» – Финляндия была почти союзником брежневского СССР – не уделяли внимания этим фактам. Так же как и тому, что репрессиям на оккупированной финнами территории подвергались только русские. В то время как карелы и другие родственные финнам народы были поставлены в привилегированное положение.

 

Разоблачению мифа о том, будто Финляндия лишь «брала свое», автор книги уделяет особое внимание. Он подчеркивает, что уже в декабре 1940 года соучастие Финляндии в гитлеровском походе против СССР стало решенным делом. В ходе войны финские войска продвинулись намного дальше границы 1939 года, захватив большую часть Советской Карелии. А в планах некоторых финских националистов имелось создание «Великой Финляндии» на восток до Урала, в которую предполагалось включить все земли, где жили финно-угорские народы СССР.

 

 

 

СОЮЗНИК, КОТОРОГО ВРАГУ НЕ ПОЖЕЛАЕШЬ

 

Участие Италии во Второй мировой войне скорее не помогало Германии, а причиняло ей дополнительное беспокойство. Потерпев сокрушительные поражения в Северной Африке от англичан и в Албании от греков, фашистская Италия уже зимой 1940/1941 года не могла обойтись на фронтах, созданных честолюбием Муссолини, без немецкой помощи. И Германия оказалась вынуждена распылять свои силы, спасая своего небоеспособного союзника.

 

Степень участия Италии в войне с СССР постоянно возрастала: от трех дивизий летом 1941 года до полевой армии в конце 1942-го. Но качество этих соединений было низким. Автор приводит характерный отрывок из воспоминаний бывшего командира 383-й шахтерской стрелковой дивизии К. Привалова о разгроме дивизией целого элитного кавалерийского корпуса итальянских «королевских мушкетеров» в конце 1941 года в Донбассе.

 

В связи с постоянно проявлявшимся невысоким уровнем итальянских войск автор задается вопросом: как могло германское командование рассчитывать на их стойкость на угрожаемых участках в критический для Восточного фронта декабрь 1942 года? Почему в это время немцы не сняли часть своих войск, куда более боеспособных, с фронта в Карелии, где они, вдвое превосходя по численности наши части и будучи «полностью укомплектованы, прекрасно вооружены и оснащены» (К. Типпельскирх), не вели активных боевых действий?

 

Эти риторические вопросы останутся без ответа. Но как бы то ни было, отмеченные просчеты германского командования оказались нам на руку.

 

 

 

ДРУГАЯ ПОЛЬША? НЕТ, ВСЕ ТА ЖЕ

 

«Польша – верный союзник Адольфа Гитлера» – так именуется следующая глава. Название неожиданное. Советская официальная историография всегда формировала образ Польши как жертвы нацистской агрессии и участника антигитлеровской коалиции. И вдруг – такой поворот…

 

В сентябре 1938 года Польша участвовала вместе с Германией в разделе Чехословакии. Используя вооруженные вылазки, Польша добилась от деморализованного Мюнхенским сговором чехословацкого руководства передачи области города Тешин в Моравии. После чего Польша стала первой вслед за Германией страной, получившей выгоду от предпринятой Гитлером перекройки карты Европы.

 

Второй главный миф о Польше тех времен (первый – о виновности одного лишь СССР в катынских экзекуциях) связан с Варшавским восстанием 1944 года. Русофобские историки разных времен и народов хором обвиняют СССР в предательстве восстания. Дескать, у советского командования в августе-сентябре 1944 года были все возможности для того, чтобы с ходу взять Варшаву и спасти повстанцев. Но оно предпочло задержать наступление.

 

Автор на основании многочисленных свидетельств, причем главным образом – из немецких источников, убедительно доказывает, что советское наступление было остановлено упорным сопротивлением немцев на подступах к Варшаве и что взять польскую столицу в тот момент советские войска не имели физической возможности.

 

В то же время, если бы такая возможность и была, упрекать советское командование в неоказании помощи было бы странно. Ибо помогают союзнику, а «Армия Крайова», поднявшая восстание, была врагом Красной армии. Тезисы автора иллюстрируются многочисленными свидетельствами террористических вылазок «Армии Крайовы» против советских войск. «Армия Крайова убивает красноармейцев и партизан, а затем поляки возмущаются: а почему это Красная Армия плохо спасала Армию Крайову? Ее ”орлы” резали ”москальские” госпиталя, убивали после долгих мучений и пыток попавших в их руки советских партизан, а после – возмущались, почему их москали так плохо спасали», – резонно замечает автор книги.

 

Эти факты, лишь вскользь упоминавшиеся советской историографией, были хорошо известны нашим ветеранам войны. Один из них, помню, рассказывал моему отцу, как по вступлении на территорию Польши его части был отдан приказ быть готовой к круговой обороне – от нападений поляков с тыла.

 

Да и само Варшавское восстание закончилось несколько странно: его вожак Бур-Комаровский сдался своему старому приятелю, эсесовскому генералу Фегелейну, под личные гарантии безопасности. Как справедливо отмечает Максим Кустов, советские генералы, рисковавшие попасть в плен в случае безрассудного наступления на Варшаву, явно не могли рассчитывать, в отличие от поляков, на эсесовскую протекцию.

 

 

 

ЕЩЕ О «БРАТЬЯХ-СЛАВЯНАХ»

 

«Первый боевой союзник Гитлера» – это о Словакии. Она получила формальную независимость в результате оккупации Чехии немцами в марте 1939 года, а уже в сентябре того же года приняла участие в войне Германии против Польши. Пронацистские правители «независимой» Словакии предоставили Гитлеру для войны против СССР дивизию. Правда, значительная часть словацких военных предпочла сдаться Красной армии или партизанам.

 

Вообще, словацкий народ не уронил своей чести и развернул мощную партизанскую борьбу против своих продажных правителей. А в августе 1944 года, когда Гитлер, не надеясь больше на своих тамошних марионеток, решил оккупировать Словакию, к восстанию присоединилась регулярная словацкая армия. К сожалению, советские войска не смогли тогда оказать непосредственной помощи повстанцам из-за удаленности линии фронта и сложных условий для наступления в Карпатских горах.

 

«Кузницей немецкого оружия» назвал автор Чехию. Отмечая участие чешских патриотов в борьбе против Гитлера, автор обращает внимание и на тот факт, что «сдавшаяся без боя в 1938–1939 годах немцам Чехия в годы Второй мировой войны стала настоящей оружейной мастерской для Третьего рейха. Мощная военная промышленность, квалифицированные чешские рабочие и инженеры производили авиамоторы, оружие и боеприпасы для Германии и ее союзников. Особенно заметный вклад внес протекторат (Богемия и Моравия – Я.Б.) в производство бронетехники для Гитлера… От чехов немцы получили более 1,4 миллионов винтовок и пистолетов, свыше 62 тысяч пулеметов, около 4 тысяч орудий и минометов. Чешскими трофеями еще в 1939 г. было оснащено 5 пехотных дивизий вермахта, в 1940-м – еще 4… Отдельные акции саботажа и диверсии общей картины не меняют». (с. 100–101)

 

Раздав «всем сестрам по серьгам», Максим Кустов заканчивает книгу кратким обзором истории коллаборационизма в СССР и завершает актуальным выводом: «Пособников у Гитлера хватало. Но в большинстве государств СНГ, в отличие от стран Прибалтики и Украины, их не возводят в ранг героев» (с. 115).

 

Каждое празднование Дня Победы служит теперь противникам России поводом для того, чтобы в очередной раз бросить тень сомнения на величие этого исторического события. Нам постоянно напоминают о необходимости «покаяться» за «советскую оккупацию» перед потомками добровольных наемников Гитлера. Книга Максима Кустова поможет нашим читателям правильно сориентироваться в отношении подобных призывов.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Эрик Картман - это все хорош известно. Если приплюсовать потери всех союзников Германии к немецким потерям то цифра будет примерно сопоставима с военными потерями СССР.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
сожалению приходиться приводить выдержки из книги писателя -фронтовика Владимира Бушина

Да знаю я Бушина и отношение к нему отрицательное. По одной причине - любит обсирать практически всех... причем далеко не факт, что у него достоверные данные. Хотя, оговорюсь, что не являюсь поклонником Солженицына и приводил материал из Википедии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Хотя, оговорюсь, что не являюсь поклонником Солженицына и приводил материал из Википедии.

Вики как раз ссылается на Солженицина как источник информации, там есть ссылка на сайт, где процитирован этот отрывок из "Архипелаг ГУЛАГ"

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Dernik

А , у него профессия всех и все обсирать. Хотя почему всех он Достоевского в пример приводит. Шаламов насколько достойно себя вел.

СОЛЖЕницын в «Архипе» сам признается о своей вербовке , а при внимательном прочтении, чего он не стоит, виден весь гаденький характер. Прежде чем верить Бушину я сам стал проверять СОлжа на цитатах и поймал на подлоге.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Прежде чем верить Бушину я сам стал проверять СОлжа на цитатах и поймал на подлоге.

Я имел в виду Бушина... не Солженицына.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

мне кажется насчет Сталина и его эпохи не надо впадать в крайности -впадать в белое и черное

советую послушать про заговор Тухачевского (лично для меня вопрос спорный ,вопрос дискурса)- Заговор маршала Тухачевского

http://rus.ruvr.ru/radio_broadcast/2171932/36919742.html

 

Еще советую прочесть Минакова.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Кому интересна личность Сталина, рекомендую прочитать книгу профессора Роберта Такера "Сталин. Путь к власти. 1879-1929 История и личность" (Москва Прогресс 1990 г.)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
У меня друг недавно проходил сборы под Москвой в частях ПВО - говорит у половины тягочей для С300 колеса спушены - - а насос толи сломался то-ли еше что-то с ним - короче нету его уже несколько месяцев и вот они в ручную качали их каким-то насосом в ручную - на одно колесо у 4!! человек уходио по пол часа а их там 8 и толко на 1 машине.
Лажа полная. Любой КАМАЗ и ЗИЛ имеет воздушные тормоза и ресивер, достаточно иметь только шланг, чтобы накачать колеса и его все, как правило имеют. Какой дурак будет качать качком, если достаточно открыть кран?

А военные машины-вездеходы имеют еще и устройства регулировки давления на ходу. Не сомневаюсь, что тягачи имеют такое-же.

Т.е. есть 2 варианта накачать колеса средствами самого автомобиля и использовать любой другой автомобиль с ресивером.

Так что это или байка или развод по типу точить якорь напильником на крупных судах.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
У Гителера были другие генералы которые предпочли в 1943 на курской дуге пойти в лоб и проиграли.
По большому счету они битву почти выиграли. Но потери превышали те, при которых продолжение сражения имело смысл.

При столкновении под Прохоровкой потери немцев в танках, особенно невозвратные были весьма малы и поле боя осталось за ними. Основные потери немецких танков были не от наших танков.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
По большому счету они битву почти выиграли. Но потери превышали те, при которых продолжение сражения имело смысл.

То есть - прорыв обошёлся немцам слишком дорого. А главное - они истратили на прорыв танки, и развивать наступление было нечем. Танки выгоднее вводить в прорыв для его развития. А кроме того - если у Манштейна хоть что-то вышло, то севернее Курска немцы оборону не прорвали, и наши фронты начали наступление, так что Манштейну пробиваться дальше уже не было смысла - навтречу ему уже никто не шёл, окружить нашу группировку у Курска всё равно не получилось бы.

Основные потери немецких танков были не от наших танков.

много от чего - мины, артиллерия, возможно - штурмовая авиация с кумулятивными бомбами ПТАБ. Следствие прорыва заранее хорошо укреплённых рубежей.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Сталин признан решением суда уголовным преступником.

 

Когда на форумах возникают споры о Сталине и сталинизме, в ответ заявление. что Сталин преступник, слышется возмущенные возгласы, что назвать человека преступником, иожет только суд...Защитники Сталина и сталинизма, полагают. что этот аргумент защищает их вождя и учителя.... Хочу порадовать защитников вождя.... ...И предстовляю вам постановление суда, в котором Сталин и ряд его однопартийцев на званы ПРЕСТУПНИКАМИ, виновными в убийстве голодом более 7 миллионов человек как в Украине, так и в России, Казахстане и др. республиках СССР...На мой взгляд, это первый этап, в подготовке будущего трибунало над Сталиным, и ВКП(б) -КПСС.....

 

 

http://gidepark.ru/community/129/content/910960

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Сталин признан решением суда уголовным преступником.

Какого суда? Вашего едросовско-дерьмократического? Да проживи ваши дружки хоть миллион лет и тогда они так не поднимут страну, как наш Сталин.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

У проходной завода им Сталина каждый день, когда работяги выходят домой с работы, стоит дед и кричит всем что-то вроде, - Работникам завода имени Иосифа Виссарионовича Джугашвили доброго здоровъя! Всего вам хорошего!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Сталин признан решением суда уголовным преступником.

каким судом? Украинским? Пошёл ты в тухас вместе с украинским судом. Понял? Сталин не трожь грязными лапами. Ты и твоя продажная пендосовская шобла ногтя его не стоите. Проститутки политические.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

ROCK

А почему ты так негативно относишься к Ленину, но в то же время боготворишь Сталина?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Присоединиться к общению

Вы можете написать сейчас, а зарегистрироваться потом. Если у Вас есть аккаунт, войдите, чтобы написать с него.

Гость
Ответить в этой теме...

×   Вы вставили контент с форматированием.   Удалить форматирование

  Разрешено использовать не более 75 смайлов.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отображать как обычную ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставлять изображения напрямую. Загружайте или вставляйте изображения по ссылке.

Загрузка...