Заархивировано

Эта тема находится в архиве и закрыта для дальнейших ответов.

Osipov-Aleks

Проба пера

Рекомендуемые сообщения

Кроме рисунков у Ханны были фотографии, совсем мало, провезённых почти агентурным способом. Уже пятнадцать лет назад за всеми следят. «Призма» в Америке, семейство «Штази 2.0», дома. Ханна помешана на этом деле, уговаривала Софию завести почту в Китае или России, что-то рассказывала про «чесночную маршрутизацию», и о том, что русским или китайцам вся переписка будет не так интересна как «родным» БФВ и иже с ними.

Фотографии пугали. Солдаты в чёрной форме, в шлемах, но без щитов, с винтовками. Конечно, София не разбирается в оружии.

- Что это у них, «Калашниковы»?
- Нет, крупнокалиберная штурмовая винтовка, американцы называют её просто автоматической. София, там скоро начнут стрелять, либо уже начали. Помнишь, как Дитрих покончил с собой?
- Дурак! Напустил газа в квартиру и зажёг спичку!
- Там то же самое. Газа полно, спичку вот-вот зажгут. Как «раммы» закончат, поставь Лакримозу, ага? Порисуй при мне, я ещё «не отошла».

Ханна достаточно выпила, не сказала, что ей поставить. Значит, София поставит не такую тяжелую музыку, что-нибудь помелодичнее. С карандашами она не расстаётся никогда, готовилась начать и закрыла глаза.

Аниме – явление многогранное, хоть и анимация, но не всегда для детей, подчас поднимающая серьёзные вопросы. Японцы часто «копали» в очень злачные области – произвол полиции и спецслужб, допустимость и целесообразность тотальной слежки, как при этом чувствуют себя сами копы и «спецы». София обожает мангу «Призрак в доспехах», все её экранизации - сериалы и полнометражки. Конечно, кроме американских поделок «для самых маленьких». Вступительная песня старого альбома швейцарского дуэта даёт нужное настроение, София начала набрасывать каркас рисунка, как она его для себя назвала, «майор за секунду до прыжка».
Ханна завела себе пресловутую «чесночную маршрутизацию» даже в телефон. Хоть она и «не отошла, но, кажется, готова к новым впечатлениям.

- Что подруга? Бургомистр Москвы арестован, ему предъявлены обвинения, по которым его могут казнить. Президенту грозит импичмент, против канцлера идёт расследование. Мы не на другой планете живём!
- Не на другой…

Рисунок почти не получался. Ханна почти всегда привозила из России не только рисунки и фото, но и кино. Иногда очень похожее на свое, иногда совсем другое. Подруга часто приглашала Софию с собой, обещала всё оплатить, но это неудобно. Россия – дорогая страна и очень неудобна для иностранца. Странно, вроде и есть что посмотреть, но даже пять лет назад препятствий было великое множество.

Довольно таки мало фильмов с немецкими субтитрами или переводом продавалось в МедиаМаркте. Ханна, привыкла к своим айтишным хитростям, иногда выуживала что-то свеженькое с торрентов или файлообменников. София же боялась пиратства как огня, лишь вспомнила афишу около Концертхауса с известной цитатой из Тютчева. Перефразируя слова Ханны, нужно верить, что от страны с ядерным оружием не будет проблем.

***

Ещё две недели спустя

Зима задерживается. Ночью морозы, у матери дежурство, Софии проще заплатить Ульриху в том же самом клубе за пару коктейлей и поработать над новыми фото не дома, будет экономия на отоплении. Свадебная фотография – дела ответственное и денежное, но за год рука набита и совсем немного алкоголя не помешает. Скорее помешают другие.

Вокруг, не только в ночном клубе, стало нервознее. Сама София «интергировалась» уже лет десять тому назад, к туркам и арабам почти открытая неприязнь. Турецкие официальные лица опять ездят по стране, толкая речи сомнительного содержания. Бундесвер объявил внеплановые сборы, в заведении на Глиникер Штрассе почти постоянно слышен грохот двигателей боевых самолётов. Пока всё выглядит так, что страх перед последствиями новой большой войны прошёл, вроде никто и не боится той самой спички. 

На пороге появилась Ханна. Вмазала уже и хочет добавить ещё. Столиков достаточно много, София свой выкупить полностью не могла, да и не планировала. Подруга почти упала на мягкий стул с отсутствующим выражением лица. Вообще пустым. Словно все эмоции взяли и высосали. Потом всё-таки встала и заказала себе коктейли покрепче. София оставила работу над фото, можно подзадержаться.

Ди-джей поставил пластинку с лаунжем середины 20-х. Неторопливые ритмы, армянский дудук. Плохо другое – публика после рабочей недели не хочет танцевать «медляк», скорее уставать до полного изнеможения.

Ханна вернулась сразу с двумя стаканами «кровавой Мэри», довольно большими. Она задержится и точно хочется поговорить. Уже предчувствуя вопрос «что случилось» она постучала указательным пальцем по телефону. Ей есть, что показать на большом экране планшета Софии и это явно не для слабонервных.

Совсем не для слабонервных – десятки фотографий убитых, убитых наверняка. Врачей российской неотложки, полицейских с непонимающими лицами. Не понимающими, что именно они сотворили, чьи приказания им надлежит выполнять теперь. Русские – не зашуганные арабы, их эмоции очень «говорящие» и понятные.

- Йохан и Андреас, их больше нет. Оказались там, где не надо, тогда, где не надо.
- Гражданская война?
- Нет. Чёрт, даже не поймёшь, как назвать. Как перегретый трансформатор, наконец проблевавшийся раскалённым маслом. 

София схватила руки Ханны и сжала их. Те двое парней были для неё важны, не суть важно как это называть. Теперь они погибли, попав под молох Левиафана, деперсонифированного воплощения народного гнева и полиции, наученной, что такого гнева нет, есть только науськанные за рубежом «продавшиеся за тридцать сребреников».

Конечно, то же самое есть и здесь – евроскептики, антиисламское движение, просто их шельмовали по-другому. Крайне правые или крайне левые, ксенофобы. Софии также перепадало от всех. От «своей» общины, когда она перестала ходить в мечеть, и от немцев, ведь она не «отсюда». У неё, можно сказать, было определённое преимущество – она училась и не раздражала почти никого, просто у неё было отнята возможность жить без страха о собственном Я. Ханна, «уговорившая» уже большой стакан с коктейлем, конечно же исключение. Для неё, как кто-то сказал, было важно не откуда ты, а кто ты на самом деле.

София как раз и искала себя последние двенадцать лет, сейчас у неё возникло ощущение, что эти года закончены. Придётся предъявлять себя миру, подошедшему к опасному рубежу. Фотографии мёртвых – рубеж, и военные самолёты в небе над Берлином такой же рубеж. Как говорят финансисты, нужно фиксировать либо прибыль, либо убыток.

- Ханна, у меня вопрос.
- Вопрос?
- Далеко ли от Санкт-Петербурга до Таллинна или до Риги.
- Ерунда. 350 километров, могу немного ошибиться. На границе больше мозгов вынесут.
- Четыре часа езды.
- Ну да.
- Тебе бы понравилась жизнь с приставленным к виску револьвером? Что такое четыре часа?
- Четыре часа? Ни о чём!
- Ни о чём. Санкт-Петербург был русской столицей больше двух веков. Два народа живут почти сорок лет с пушкой у виска, у нас эта пушка чуть подальше. Вот я о чём.

Ханна сделала большой глоток из стакана, послушала музыку, для неё те «Йохан и Андреас» были куда большим чем шерпы, которые тягали почти на вершину Эвереста поклажу изнеженных европейцев.

Над головой опять промчались военные самолёты. София совсем уж не лишена определённого любопытства, спрашивала мать о том, что творилось сейчас и лет десять тому назад. «Тогда» были выяснения отношений в бундестаге, разговоры о «российской угрозе», но военные самолёты над головой не летали. Спичка с московским метро определённо рванула газ не только в России. В конце концов после Сараевского убийства передрались не только Сербия а Австро-Венгрия.         

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Планета Марид (Аннатьятал), городской округ Соколово
Нагорный

14 сентября 2325 года

Метропоезд едет вниз, спускается с возвышенности в небольшую приморскую низину. Вадим не слушает объявлений по вагону, какая была станция, и какая будет, он ездит в город уже как полтора месяца, два дня в неделю и все поездки уже на автомате. Два раза в неделю он садится на «Нагорной академической» и выходит на «Устьинской Северной», и каждое движение уже почти рефлекс. По вторникам и пятницам проходит «первичная ресоциализация».

Город меняется, это заметно. Январь в таком тумане, и что было тогда, Вадим не помнит. Но помнит конец июля и сейчас. В метро много новых людей, они ещё не привыкли к местному климату, и носят привезённую с собой одежду. Не привыкли к еле заметным неписаным правилам именно в этом метро, чтобы создавать поменьше неудобств, и себе, и другим. Это иммигранты, которые прочитали рекламу, и решившие начать жизнь почти с нуля. Жить в домах, где каждый сосед на этаже будет разговаривать на своём языке, есть другую еду, которую недорого произвести именно здесь, строить новое, пока ещё не устоявшееся общество. Их выбор, им за него и отвечать.

Вадик едет только с одной пересадкой, буквально за одну станцию до космопорта. В вагоне есть немного людей с вещами, которые доедут до конечной. Одни решили, что это не для них. Непонятные перспективы для детей, слишком высокая преступность, перенаселённый город. Другие едут в отпуск, и не обязательно на Землю. Планет ведь много и разных, и отдых они предлагают самый экзотический. Возможно, и у Гладченкова будет немного экзотический отдых, совмещённый с лечением, но нет, это вроде не отдых. Для отдыха нужно устать, а устаёт Вадим только по выходным, да и то, чисто символически. Его всё ещё очень прилично «грузят» - у него и равновесие не очень, да и хватка в руке не та.

Пересадка – дело не сложное, выйти из своего поезда и дождаться другого, с другой полосой на вагоне. Сверху, над станцией, наземные поезда, а на стенах тематические барельефы, но с другими поездами. Совсем с другими, что были совсем давно. Поезда в жизни Вадика тоже были вроде совсем давно. Он уже забыл январскую дорогу до Ставрополя, когда он половину пути проспал, и почти забыл, что было до этого. Но вот и его поезд, можно завязывать с ковыряньем в памяти и ехать дальше.

Когда врач сказал слово «ресоциализация», Вадим посмотрел в словаре – что же оно означает. Приспособление к жизни в новом обществе. Действительно, жить в новом обществе Вадим так и не научился. Когда он вернулся с войны на Землю, и он стал другим, и люди на Земле совсем другие – не те, что были в июне 11-го. По планете разлетелись сотни миллионов похоронок и после такого люди не могли не измениться. Одни упорно делали вид, что ничего не произошло, например в Сочи. Там в Сочи может так оно и есть – что такое девять тысяч человек за тринадцать лет? До Сочи Гладченков был в других городах и видел другую реакцию на всё ещё прибывавшие гробы или просто знамёна дивизий, если хоронить было некого и нечего.

Поезд на этой линии в пол одиннадцатого утра едет полупустым – можно не готовиться к выходу заранее, просто встать, подойти к двери и всё. Станция в самом благополучном районе города, но прямо в переходе  двое полицейских. Да, район спокойный, но за спокойствие и порядок приходится бороться, и спокойствие в центре города с населением больше тридцати миллионов совсем другое чем в сочинской Хосте.

***

Остров в Соколово просто огромен – не меньше сочинского центра. Тоже спокойное место, но полицейские на каждом шагу. Смотрят, нет ли у кого пива или винца даже в пакете и сразу препровождают в участок. Довольно узкие дорожки, много разросшихся деревьев, и ходить по Острову куда интереснее, чем по Павловскому парку под Петербургом.

Сегодня у Вадика, не совсем обычная вылазка - Гаспар, его первый помощник на Палине выжил на войне и прилетел повидаться с другой планеты. Как и все прошедшие через ад, после демобилизации он выглядел как старый дед. Все морщины он убрал, а седину оставил и не трогал. Сейчас седые волосы стали модными, такое, конечно, сделают в парикмахерских, но не сделают пронзительного взгляда. Гаспару нравится именно так – вроде бы неаккуратная рубашка, специально подранные брюки. Гладченков знает, что его бывший помощник теперь тоже майор медслужбы в отставке, у него много наград, но креста за героизм нет. Нет и нет, не все гордятся такими наградами, точнее тем, через что пришлось пройти. И Гаспар прошёл через всё – на нём нет формы, и он выглядит как великовозрастный раздолбай, а не классный военврач.

Приветствие немое, просто пожать руку, и всё. Гаспар протянул Вадику стакан с апельсиновым соком, но кое-что он туда уже добавил. Если не увлекаться, то ничего не будет, а вспоминать даже в общих чертах былое на трезвую голову невозможно. Просто потому, что это былое кажется невозможным само по себе. Помощник Вадима улетел, его поставили на вырощенные для него новые ноги, и он боролся со старухой с косой до прошлого июня. Не потому, что война уже закончилась, а потому, что её заканчивал спецназ.

- Ну, шеф, когда узнал, что вы живы…как всё было…охренеть…да я…
- Ладно, жив и жив. Сам сейчас где?
- Тотенгам, Ван-Мера.
- Извини, ну ни о чём не говорит.
- Азадийская корпоративная планета, город…можно считать столица.
- Корпоративная планета?
- Шеф, долго это объяснять и вы забудете скоро.
- Да, такие тонкости я забуду скоро.

Вон оно чё в мире бывает, «корпоративные планеты». Вадим пытался понять, как целая планета может быть корпоративной. Сложная мысль. Нет, рановато как то для сложных мыслей, может попозже.

- И как вы?
- Да вроде ничего, но дело такое, долгое. Вот как раз у меня скоро будет новая планета, может ближе к Новому году или попозже. Азадийцы предлагают лечиться на Нассаме ну и вообще хорошо устроят. Туда на год и это ещё будет не конец. Вроде там всё по-другому.
- По-другому? Шеф, Нассам это почти как старая сказка ожившая наяву! На год?!...да…

Апельсинового сока с разведённым спиртом Гаспар взял предостаточно. Налил ещё стакан, его выпили молча, потом ещё.

- Да, шеф, вы интересно сказали. Ваш забытый батальон не был засекречен, о нём просто не говорили. Так то вы сказали, и я нашёл. Значит, вас только в 20-м вытащили?
- Да, в июле. Мы тогда уже и время не считали, мне потом сказали, а число по барабану.
- Восемь лет, сдуреть можно!!!
- А мы сдурели, ты как думал? Кто-то больше, до сих пор дома не видел, кто-то меньше, как я. На полтора года хватило, и снова вернулся.

Гаспар выдал длинную матерную тираду и сока с градусом выпили сразу по три стакана. Полиция? Да всё они поймут, сами от такого охренеют, ведь тоже служили и воевали. Ну и в ЛИУ всё поймут, такие встречи и разговоры ведь не каждый день.

- Не…я такое…да…ну как так?! Почувствовать, что свои всё…и что дальше?!
- А дальше некоторые стрелялись, от сепсиса помирали.
- Оху…бля…я не могу…         

 Гаспар пожал Гладченкову руку и очень долго не разжимал. Какое-то единение сердец, что ли, понимающих, что это такое.

- Мда. И когда вы поняли, что одни?
- Мы прятались как крысы три месяца, даже побольше. Пока жрать было что. Потом вернулись. Вернулись к тем, кто прикрыл нам спины и погибли. Погибли прикрывая наши спины. Похоронили их, полуистлевших, покрасневших от радиационного загара. Вроде выкопали потом тот взвод и отправили, куда надо. Это были очень тяжелые похороны, мы копали ямы и видели – вот цена наших жизней, прямо перед глазами. А потом была…большая порка…и вот только потом мы начали верить, что вообще достойны жить.   
 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Северные Гриневичи – местный молодёжный курорт. Студенты не заработают на перелёт до Земли, может и заработают, но тогда на сам отдых ничего не останется. Можно сказать и ещё точнее, Северные Гриневичи – славянский молодёжный курорт. Сюда едут поездами из Александрова-Приморского и Посёлка Максвелла, летят с Новой Хортицы из Кокосовой поляны, с Жовтеневого Порта, и поляки с Земли Лады – с Сырода и с Прудника-над-Сырожью. Горы защищают залив от дождей, и здесь просто солнце, море и песок. И традиционный августовский фестиваль – «Больше солнца! Больше тела!». Этот фестиваль – не чей-то проект, как когда-то «Славянский базар» под Витебском, а естественное явление, можно сказать, так получилось. «Зажечь» публику прилетают и с Земли. С Новосибирска и Львова, Гомеля и Остравы. И всегда есть очень особенные, берлинские гости. Жизнь в Германии не сахар – слишком много соседей привыкло погреть руки на почти уж несуществующем немецком благополучии, «гастролёры» из Богемии готовы убивать в подземных переходах метро и за тёплую куртку. В итоге так и получается, что самую отвязную музыку играют в самых опасных городах, и здесь, на берегу тёплого моря, небогатым немецким командам всегда будет самый тёплый приём.
 
У Игоря с Танили остался ровно один день до возвращения в вековечный холод. Уже в полночь они сядут на рейс до Скай-Сити-II, а там и в Соколово. Днём они погуляли по городу, попили фруктовые соки, полопали фруктовое мороженное. К закату солнца устроились на шезлонгах пляжей Южных Гриневичей, чтобы немного понаблюдать за столь искренним праздником жизни. Война, так или иначе, докатилась и сюда. Не только десятками миллионов гробов и похоронок, она внесла веские коррективы в сам фестиваль. Раньше неотъемлемой частью было «плазма-шоу» - желтые лучи, разрезавшие ночное небо в такт музыке. Теперь никакого шоу нет и быть не может. Множество живущих в Южных Гриневичах – ветераны войны, и плазменные лучи ночью могут вызвать у них приступ. Воспоминания, но не о жёлтых, а о белых лучах, несущих смерть в ночном небе. Плазма, взрывавшая уходившие с эвакуацией крейсера и линкоры, сразу убивавшая тысячами и десятками тысяч. Так что от любого, даже мерцающего света организатором пришлось отказаться.

- Игорёк, что не так?
- Ты ведь знаешь, у меня ничего такого не было. Занятия по строевой и огневой подготовке через два месяца после восемнадцатилетия, и совсем скоро мясорубка, на которой мне пришлось убивать. Когда я вернулся – уже двадцать, совсем пустая голова после школы, и тот год учёбы в педколледже дался мне совсем нелегко. Ну а потом…
- Я знаю что потом! Ну-ка встаньте, Игорь Анатольевич! Вот и всё, можете сесть.

Игорь знает, на что, точнее на кого он сядет. Танили успела прихватить беззаботной юности в начале 22-го века, когда война была уже на пороге. Ей подбрасывали денег родители, чтобы она была на уровне с богатенькими подружками, и у неё есть заряд положительных эмоций перед тем, как начались огненные смерчи. У Игоря нет такого заряда – для него огненные смерчи начались почти сразу же после школьной скамьи. Но у него остались родители, пережившие войну на спокойной Земле, а у азадийцев просто не было спокойных земель, и родителей у Танили нет. Может, погибли, может, попали  рабство к самудри – неважно, их просто нет. Танили не будет сравнивать такие вещи, она просто прошепчет, что для неё это было лучшее лето. И Игорь ответит также.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Старшина Хирамото – японец. Неизвестно откуда он взялся – японцы «отбояриваются» от ООН крупнейшим надводным флотом и ресурсами для постройки флота космического, людей берегут. Но взялся. Позиции, номинально, нужны, «машинка» - больше вещь для обороны, но с ней можно и наступать. Вести беспокоящий огонь, огонь на подавление, магазин то немаленький.

Альварес нашел не просто надёжных людей – в меру любопытных и наблюдательных. Шестнадцать человек группами по четыре должны прочёсывать город только приблизительно зная, что надо найти. Может подобие вестибюля для метро – неизвестно же, как тут всё устроено. Было устроено, а сейчас вокруг вообще руины, нужный вход может быть завален. 

 

Город разрушали неоднократно. Бомбили, обстреливали, тут просто шли бои. Даже понять, что тут был город почти невозможно, больше похоже именно на поле ожесточённых боёв посреди кусков металла и разбитого камня. Если очень приглядеться, можно увидеть развязки, эстакады, развалины домов. Какими были дома понять невозможно – Гладченков не инженер и не строитель, не может представить целое строение из того, что осталось. Но безвозвратное превращение города в места упорной обороны видно. «Ежи» буквально вваренные в дороги, улицы, перерытые навсегда, вместе с обустройством оборонительных позиций. Бои здесь были года полтора назад, характерных запахов уже нет, песок понемногу начал засыпать место, где когда-то мирной жизнью жило множество разумных существ. Но даже в оплавленном металле можно угадать основную цветовую гамму – благородные светло-кремовые оттенки. Таким же светло-кремовым был «скелет паруса», таким же и почти всё остальное. Поверхности домов, обочины дорог, тротуары, корпуса светильников. Здесь понимается вроде простое, но совершенно жуткое словосочетание – «полностью уничтоженная цивилизация». Не факт, что на Земле сейчас не тоже самое, если не похуже.

 

- Господин лейтенант, закончил.
- Ма-ла-дца! Вон там видишь заваленного ходока? Садись ему на «бедро» и смотри во все стороны.

 

Альварез залег, и Вадику надо сделать тоже самое. Конечно, позиция неудобная, но тут не до жалоб. Нет тут песка, который можно быстренько раскопать саперной лопаткой и потом лежать, почти как на перинах. Но камни в тело не врежутся – есть доспех и мягкий поддоспешник.

 

Лейтенант опять начал жевать жвачку, делать то пока нечего, а Вадик на него неодобрительно смотреть. И Педро, конечно же, жуёт всё более показательно.

 

- Медицина, вот чё ты на меня пялишся?
- Педро, если с тобой чего случится я ведь тебе не помогу. Промывание сделаю, воду потрачу, которой мало, у меня противовирусные заканчиваются. Не заканчиваются, я их сам выброшу, чтобы потом с другим непонятным отравлением не разбираться.
- И чё? Конец один у всех.
- Допустим. Ты ведь не дурак, у тебя боевой опыт есть, ты людям нужен. Не понятно?
- Боевой опыт?! Вот ты насмешил! Тут уже стрелять не в кого, разве что рыба там палийская какая нас на зуб захочет. А нужен? Мож, ещё скажешь должен?!

 

Нее, медицина, все свои долги я уже роздал!!! Шесть лет назад я с Землей расплатился полностью! Там я ничего не должен! И с Соколовым, решившим в индепенсию поиграть, тоже три года назад расплатился! Понял?! Если я сдохну от этой грёбаной жвачки – так тому и быть! Вот только ты меня с Лепрэ не трахай ещё!
- Допустим. А если не конец? А? Когда я в гимназии учился и Соколов только из академии выпустился тоже думали, что всё! И после было «всё», только это вслух сильно не говорили. Ну не дурак Соколов, по-всякому изворачивался. Может и сейчас вывернется. Вот представь себе, как говорил покойный комбат, произойдёт чудо, и всех заберут. Кроме тебя. Педро, это будет не трагично, а смешно – трижды кавалер Суворовского Креста умер от пищевого отравления!        
- НА-СРАТЬ! Когда надо мной будут стебаться, меня уже не будет. Медицина, ты не думал, что я и возвращаться не хочу? Мадрид паспорта меня лишил, изменил я Испании, воюя с пиратами, втыкаешь?! Изменник! Конвенцию-херенцию уже замутили, чтоб визы давать лицам без паспортов земных, гавалам, например, только их вроде тоже, как и палийцев нет. Подавал я прошение на визу, в родные места съездить. Кукиш! Отказано без объяснения причин! Так куда мне возвращаться?! В этот город угребаный?! Геополис-Новокозельск?! 

А если мне вообще жить обрыдло?! Я ж умею только воевать! Меня шарахаться будут, даже если марафет наведу, характер то всё, хер изменишь! Ну натяну я какую в подворотне, может дома ещё, дальше дело не пойдёт! Очень быстро кончится! И ещё, про твои сраные чудеса - мне интересно было, во чтож такое наш главный городок Соколов после индепенсии переименовал. В честь Козельска, медицина! Город тот сдох, хоть и героически! Очень героически, но всё равно сдох, его кочевая империя во все дыры поимела, включая малышню! Так что не верю я ни в какие чудеса, не хочу дожить до тех времён когда тушёнка кончится и мы либо стреляться будем, либо жрать друг друга как людоеды! Так понятно?!

 

***

***

 

- Сержант, ночью чё было?
- Сколари.
- В смысле?
- В простом – пистолет к виску, мозгами пораскинул.
- Дебилоид.   
- Вадим Александрович, к капитану зайдите.
- Непременно.

Сколари – теперь уже покойный батальонный врач. Довольно замкнутый, ему не было работы, подолгу был один. Неудивительно. «Первая ласточка», что называется. Теперь Лепрэ хочет поговорить. Именно Лепрэ – есть и другие капитаны, но просто капитан это Лепрэ. Вряд ли он хочет сильно поплакаться по этому поводу, но наверняка что-то скажет. Скажет и скажет, скоро неопасных лекарств останется так мало, что лечить сможет почти любой.
 
За столько времени никто не озаботился выяснением, что есть что в разбитом городе. Поэтому и ориентиры это «фиговина», «хреновина», «херовина» с тем-то, там-то, такая то. Люди спят как попало, кто в подвалах, кто под открытым воздухом. С точки зрения психолога можно сказать, что есть нарастающая апатия. Уместно вспомнить психологию, если в батальоне произошло первое самоубийство.

***

Михай ждёт снаружи, в палатку Лепрэ Вадим зайдёт один. Исполняющий обязанности комбата старается поддерживать форму, у него настоящая походная палатка с элементами бронирования. Он делает зарядку, отжимается, бегает, созывает офицерские собрания – может это и можно назвать «разведением бурной деятельности», но он чувствует, что батальон превращается в болото, и, как может, это болото старается разогнать.

- Гладченков, всё слышал?
- Так точно.
- Первый вопрос на повестке дня – новый батальонный военврач. Будешь?
- Простите?
- Я могу приказать, и ты им станешь, ещё мы можем поговорить. Ты опытнее Кирби и Янушкаса, получил третью звезду на погоны раньше. Когда народ в феврале потравился, ты вышел из положения лучше и быстрее. Ты можешь не хотеть, не хотеть логинично и аргументировано. Поэтому и спрашиваю.
- Капитан, можно я не буду отвечать? Батальонный врач должен быть, примите решение так, как считаете нужным.
- Ладно, приму. Будем считать, ты у меня пока кандидат, дело не срочное и никакого штаба здесь нет. Вот тебе задание, как кандидату, проверка на профпригодность. Алварес после январских дел задумался о том же, о чём и Сколари. Смекаешь?
- Полностью.
- Прекрасно. Что можно сделать?
- Капитан, психологию я учил, но на психолога не учился.
- Ещё бы. Нету тута мозгоправов. Выход предлагай.
- Выход? Есть специфический класс лекарств – антидепрессанты. Действуют очень просто – заставляют иметь хорошее настроение. Таких попьёшь, и никаких неправильных мыслей нет, куча идей, жизнь полна возможностей и всё такое прочее. Таких здесь нет.
- Гладченков, такие вещи я понимаю. У меня кузен хотел вешаться, правда верёвка гнилая была, знаю, что делают. Предложи из того, что есть.
- Только говорить и убеждать. Всё.
- Тогда говори и убеждай. Сегодня Альварес идёт с вами третьим, у тебя сутки на разговоры и убеждения. Ты был там? Был. Я с ним поговорил, сказал кое чё, что ты из всех врачей лучший. Ты будешь за старшего, и он вообще бухтеть не будет. Действуй.
- Капитан, ещё момент.
- Давай.
- Я не знаю, говорил это Сколари или нет. Самые свежие лекарства выпущены в декабре 11-го. Что это значит – к декабрю в моём арсенале останется только спирт и промедол. Всё. Бинт и шины не считаем. Лучше если люди травиться не будут. Будут аккуратнее, не будет порезов, проще говоря, пусть ведут себя осторожно. Очень скоро любая глупость может закончиться летальным исходом.
- Понял. Мы друг друга поняли. Давай, мой кандидат, Альварес ждёт, я на тебя надеюсь. Знаешь это? Один – случайность, два – совпадение, три – уже система. Давай остановимся на случайности, настолько, насколько сможем.    

 

***

***          
 

- Педро, разговор есть.
- Понял уже, Лепрэ сказал. Будешь психологией со мной заниматься.
- Буду. Ты ведь после случая с Косински о вечном начал задумываться?

Альварес ответил не сразу. Достал пистолет из кобуры, извлёк магазин и начал выталкивать заряды по одному. Пружина распрямляется, он толкает следующий.

- Позже, но такое не забудешь.
- Согласен. Давай начнём с простого и придём к сложному.
- Простое это чё?
- Та январская ночь, когда Косински упал. Вот давай с этого и начнём. Только я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Хорошо?
- Давай.
- Вот мы туда пришли. Почему?
- Лепрэ приказал. Чётко и ясно.
- Он приказал просто так? Для развлекухи?
- Нет, вода нужна.
- Ладно, чуть дальше. Вот лестница на неё спускаться, что ты сделал?
- Не хотел я никого силком. Вроде и прикололся, но не хотел. Дело опасное, тут прикажешь…
- Ясно, хотел добровольца. Чтобы не было потом. Косинки вызвался, и что?
- Что-что, пузо было, броня то всё равно тяжелее. Штурмовой комплект, едри  его мать.
- Правильно, Косински снимает штурмовую броню, вот хрен её знает после пятичасового перехода, может ли быть кто-то легче его. Ещё приказывать, разговорчики.
- Сам знаешь.
- Только догадываюсь. Косински ведь не у себя дома в Щецине или Гданьске. Солдат, должен вставать сам, да? И он ведь не твой?
- Должен?! Медицина, абсрактный солдат должен встать и сесть без поручней двадцать пять раз, и так три подхода. Да, не мой. Из взвода О’Нила.
- Может тот лейтёха забил сто гвоздей на физподготовку, но ты взял его бойца. глазки были неравнодушные, была в них какая-то определённость, любопытство. Он будет ходить и искать. Тебе ведь не просто так от точки А к точке Б, пройти приказали и вернуться обратно. Ты и выбирал таких, что в случае чего не струхнут, но и на месте не просто пройдутся и доложат, мол просто руины и всё. Ну конец я уж сам расскажу. Ты набрал в поход не своих людей, но вот там конкретно они были твоими. Когда Косински упал, ты ответственность почуял и сделал всё сам. Не так, наобум, назначил старшего, если вдруг что, и сделал. Я не буду тут спрашивать, так или нет, это вроде взгляда со стороны, моё мнение как человека. Не твоего подчинённого тогда, а просто человека, понимающего как армия работает. Вот это была простая часть. Ты просто обдумай, что мы говорили и всё, лады?
- Медицина, ещё вопрос, чтобы мне думалось легче. То, что я дерьмовые шутки шутил, вирши эти сраные. У меня ведь всё, черепица то уже съехала маляш.
- Да, у всех съехала. Я тебе подскажу, аналогию приведу такую, чтоб тебе понятно было. Представь себе, что твои стишки, шуточки эти как маленькое отступление. Тебе со взводом приказали занять оборону, ты её занял и на тебя начали давить. Ты огрызаешься с парнями, но они подходят всё ближе и в упор вас просто расстреляют или разорвут, не важно. Но у тебя есть ещё один рубеж обороны, ты его занял и там наступление на тебя захлебнулось. Либо отступают, либо ты вообще всех положил. Но тот, передовой рубеж обороны покоцан и ты туда не вернёшься. Пока не вернёшься. Тебя оставили в покое, и ты вернулся, поправил брустверы, всё что надо, сам знаешь, я не инженер. А вот то, что Сколари ночью сделал это полное беспорядочное отступление. Все обоссались от страха и бегут, кто-то и оружие побросал. Даже не понимают, что они спины подставили и в эти спины их всех и постреляют.
- По рукам, подумаю. Ты там чё то о сложном хотел.
- Да хотел. Ты вот говорил, некуда тебе возвращаться. Я тебе поясню, расскажу, как всё будет. Вот ты вернулся и вместо лейтенанта ты стал безработным. При деньгах – контрактные, наградные, я не знаю, что там ещё могут придумать. Но ты вернулся не один. Не один ты такой в городе, без работы, но с формой, на которой ордена уже плохо помещаются. У тебя их много, глаза у тебя честные. Кто-то у тебя точно появится, может даже конкуренция за тебя будет такого. Да, крыша съехала, но ты сам об этом говоришь, щипцами эту простую истину из тебя тянуть не надо. Ты совестливый и сам скажешь – «милая, у меня приступ может быть, да такой, что я тебе и нос одним ударом сломаю». И не только это сделаешь. Ты возьмёшь такси и будешь ездить к мозгоправам. Сам будешь ездить, потому что так тебе надо и той, кто тебе очень нравится. О Соколове можно всякого говорить, но как врач я тебе скажу вот что – это он продавливал ещё в армии и флоте ООН создание нормальной службы психологической реабилитации. А когда мы объявили независимость он манит лучших спецов с Земли и отнюдь и не только тульскими пряниками. Сейчас в Новокозельске лучшая военная психиатрия чем где либо ещё, и постоянно развивается, также быстро как и наши смертоносные средства убеждения. Поэтому ты вернёшься и займёшь тот самый первый рубеж обороны. И ещё – в январе у нас было еды на десять лет, теперь почти на девятнадцать. Здесь ведь не две дивизии было, сам знаешь, что это означает. То есть то, о чём ты думал уже стало лучше. Те мудилы в Мадриде могут сменится на вменяемых, и ты получишь не только визу, но и паспорт. Это первое из сложного.
- Ну ты, медицина, и сукин сын. Наш сукин сын. Чё на второе?               
- Второе? То, что в этом месиве ты полностью заслужил своё право на возвращение, просто должен вернуться

 

***

***

 

- Русалка грёбаная.
- Ага.

В самом деле, что-то неуловимое есть такое от русалочьего силуэта. В сказке Андерсона русалка меняла плавник на человеческие ноги, а американцы в экранизациях той сказки убедительно показывали, что получилась не просто девушка. Необычная. Красивая, но необычная, не совсем человек.

- Михай, а ты мазила.
- Это плохо?
- С точки зрения врача хорошо. Ладно, поехали.

Михай выстрелил восемь раз, а попал три. В плечо, наверное в нижнюю часть живота и в бедро. Кровь красная, но другого оттенка – темнее, так и хочется сказать бордово-серого. Шприц-дозатор с промедолом Вадим воткнул в бледно-зелёную с легким синим оттенком кожу на ноге автоматически, можно сказать, уже выработался рефлекс. Азадиец живой, у него судороги. Также на автомате Вадим раздвинул веки. Хе-хе, тоже рефлекс, сейчас им можно подтереться – у человека не может быть чёрной склеры глаза в которой расползается белизна.

- Альварес, бери «машинку», а ты, Михай, попытайся перебинтовать бедро. Помоги уж мне сделать твою работу обратно.

***
Несколько часов спустя.

- Еб…пона мама!!! Чё за?!
- Вадим Саныч, не человек же это!
- Михай как ты…очевиден.

Вадим не знает сколько часов идёт операция, будет идти столько, сколько нужно. Болванку из живота он вытащил довольно быстро, вроде больше ничего не задел. Маленький успех окрылил его, и он решил, что со всем остальным точно справится. Вторым делом взялся за плечо, вскрывать его уже адова работка. Мышечная ткань невероятно прочная, болванка кажется её и не повредила. Только по ране можно догадаться где будет болванка. Наконец Гладченков увидел…что-то. Вот болванка, она уже выброшена, вот пошедшее трещинами прочное нечто, вокруг мягкое, прочное, но гибкое, и ещё твёрдое.

- Михай, твои мысли.
- А если хрящи?
- Чего?!
- Хрящи! Осетрину не ели? Не человек же, а вы думаете, что будет лопаточная кость, как у нас.
- Ладно, вот то что «кость» только в трещинах, ставлю органостяжку и шабаш, ещё бедро, а я уже ни хрена не соображаю.

Поставить органическую стяжку это быстро, а мышцы сомкнулись как деревья в сказочном лесу.

- Вадим Саныч, вот степлер, бедро я сам посмотрю.
- Давай.

Казалось бы простая работа – закрыть разрез хирургическим стплером и то даётся с трудом. Вадим устал, а там ещё бедро.

- Сквозное, кость не задета!
- Ну надо же!

Вадим может не очень торжествующе, но поднял болванку вверх, а врать насчёт целой кости он не будет. Врач он, не той породы, такие вещи делать нельзя.

- Ёб твою мать. Всё. Отмахались. Ещё промедол и спирт. Алварес – смотри в оба глаза, если болевой шок пройдёт – скоро проснётся. Без нормального наркоза! По уши в говне! Едрить твоё коромысло…

Гладченков сто раз забыл про то, что прооперированный азадиец может очнуться и порвать всех по частям. В первую очередь он врач, и операция, очень-очень необычная операция вроде бы закончена и все поставленные цели выполнены.
Вадим забыл, что и поесть то надо. Михай не забыл и свою тушёнку съел, а Альварес всё время держал прооперированного азадийца на прицеле.

***

- Проснулся! Проснулся, говорю!

Всё ещё в прострации Гладченков повернулся к прооперированному. Действительно глаза открылись, значит в сознании. Наверное, в сознании. Забыв вообще обо всём Вадик повторил тот же дурацкий номер – подсел к голове, и раздвинул веки. Там уже немного другая картина – белого меньше, а как бы в глубине глаз очень красивый фиолетовый шар с чёрными узорами. Роговица? Зрачок? Фонарика нет, посмотреть реакцию глаз на свет нечем.

- Медицина, давай-ка наручники. И на руки, и на ноги.
- Ага.

Наручники на хрен не нужны, но их носят с собой – они компактные и лёгкие. Вадим застегнул на ногах – всё нормально. Приподнял ладони, застегнул на руках. Азадиец сам положил закованные руки на живот. Значит понимает, что с ним сделали и не против. В сознании, да и руки немного работают! Вадим обвёл глазами остальных. Михай удивлённо покачал головой, Альварес протянул руку в знак одобрения.

- Медицина, знаешь что? Вот я тебя уважаю! В первый раз такое по трезвости говорю. Не сделаю я собой ничего, ты чудо сам совершил, своими вот руками. Значит эти чёртовы чудеса случаются.    

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Зона отчуждения бывшего города Москвы
МКАД 50-й километр

4 сентября 2077 года

- Так, следующая развязка, уходим налево и привал.
- Поняла.
- …о…хршо…

Время и четырёх нет, с такой погодой можно было бы идти ещё час, даже полтора, может даже два часа, при такой-то погоде, но с ними же Жора! Мать его… Они и c выходом задержались, как только Слава услышал это предательское громыхание банок с консервами в дешёвом рюкзаке. Он сразу же приказал остановиться, а Жоре искать траву и перекладывать травой банки, чтобы никаких посторонних звуков не было. Это сразу отняло минут сорок – не знает «турист» такого слова «трава» кроме того, что она на земле растёт и зелёная, и что это такое «переложить банки травой». Неважное начало – с Мирой в июне они прошли за первую ночь на 14 километров больше, притом, что выходили позже.

Жорику, конечно, не позавидуешь – по его меркам за ночь они прошли аж целых 30 километров. Это и для Славика с Мирой немало, но они могут ходить двадцать километров каждый день, а несколько дней подряд делать пятьдесят. Они ведь так и рассчитывали делать, пока им не всучили «туриста». Жора уже дышит, как загнанная собака, пару раз падал, но его Мира ловила – она всё-таки женщина, и чуть более заботлива, даже к откровенному «балласту». Там, где они идут сейчас МКАД вообще огромен – 6 полос движения в каждую сторону, то есть 12 всего, здесь он может дать фору хайвеям а американских мегаполисах. В Киеве Мира не могла видеть ничего подобного, не потому, что денег у мэрии было мало – не было такого огромного количество народа с собственными машинами, ведь до войны здесь вообще считалось, что человек без собственной машины ещё на заработал звание называться человеком.

Правые ряды пообвалились, а четыре левых вполне ничего, по ним можно идти почти спортивной ходьбой. Можно было бы так идти, если бы не было «туриста».
Развязка к торговым центрам сложная, она уходит наверх, нужно идти в гору, а ещё и под ноги смотреть – это не очень надёжная конструкция, частично она обвалилась. Славик тихонько шепнул Мире – «приглядывай», чтобы Жорик не сверетенился с десятиметровой высоты. Даже он знает – травма с падением на асфальт может быть совершенно непредсказуемой, вплоть до откидывания копыт через полчаса.

Слева от МКАДА сразу три торговых центра. Они низкие, но занимали большую площадь, что-то вроде больших магазинов стройматериалов. Раз низкие, значит ушли в заболоченную почву полностью, только остатки крыш видать, а вот третий повыше – там есть маленький технический этаж или чердак. Вообще неважно, что там такое – это укрытие, где можно отдохнуть весь день. Но к этому укрытию ещё нужно очень внимательно и осторожно подойти, чтобы крыша не подломилась и не оказаться…где-нибудь не там.

Слава не питал иллюзий, что «туриста» оденут и экипируют как надо, поэтому он попросил Миру взять с собой взять морфия и парацетамола больше обычного. Парацетамола вообще в два раза больше, но он дешёвый и лёгкий, это не велика проблема.

Ну вот и всё – они дошли, куда хотели. Этот чердак – почти квадрат, со стороной около шести метров. Есть лестница вниз, которая почти сразу уходит в грязь, и выход на крышу, через который они и зашли. Здесь, до семи часов вечера их ничего не согреет, кроме горячей пищи и тепла собственных тел – Слава почти никогда не разводил никаких костров, но, конечно же знает, как это делается. И конечно же Жора будет есть холодную еду – Слава не будет бравировать своими нагревателями, просто использует их незаметно и всё, Мира тоже. Поход затянется – у всех будет простуда, температура и кашель, а Жоры может быть и воспаление лёгких. Да всё может быть – длительное переохлаждение это как паршивая лотерея, где точно ничего не выиграешь, вопрос лишь в том, что проиграешь. Слава это знает, Мира тоже, но в меньшей степени, больше теоретически, чем практически. На их экипировке никто не экономил – они одеты почти так, что готовы штурмовать Эверест. Но Эверест никто не штурмует с осени 30-го – там, где когда то была Индия и Непал сейчас практически первобытные порядки, вплоть до каннибализма. С Тибетом вообще непонятно – сейчас добраться туда не проще чем Колумбу до Америки в 15-м веке, оттуда просто нет новостей.

- Жора, ты кем у этих козлов, я про твоих работодателей говорю, работаешь?
- Я это, сисадмин. Специалист по «железу», балансировке вычислительной нагрузки.
- Балансировка вычислительной нагрузки?! Специфический специалист, её ведь надо балансировать при тяжёлых расчётах, да? Моделирование, финальный рендеринг, такие дела?
- Вы откуда знаете?!!
- Я отработал единственным айтишником в УВД Южной Балашихи год, и в детстве мне надо было чем-то увлекаться. Отец вытащил мне довоенный сервак из Бутово, мы его залатали, и я с ним «игрался». Ну, такая мощь, чем бы её загрузить?! И чего ж тебя такого загнали сюда?
- Сказали, без артов тебе пока работы нет. Не сходишь – её вообще не будет. Если я вылечу с работы – мать инфаркт хватит. Я из Пскова, она еле мне денег наскребла на переезд в Солнечногорск, помогала с жильём первое время, пока я на ноги не встал.
- Жора – твои работодатели – конченные суки, а ты полный дурак! Про конченных сук, я полагаю не надо объяснять, ты и сам соображаешь, а про дурака я тебе объясню. Жизнь, Жорик, дороже работы, тем более работы на конченых сук, которые только и надеются на чужую работу, они даже не думают поискать нормального художника. Пока ты видел только цветочки, даже цветочков не видел. У тя хоть оружие есть?!
- Да… Ещё патронов дали…

«Оружие»!!! Под громким словом «оружие» всего лишь навсего европейский клон 1911-го Кольта. Грубый и дешёвый клон. Да, и ещё есть патроны – что там нечитаемое на старой коробке, но хотя бы .45 АСР. Человеку не дали даже запасного магазина! Как только семь патронов в пистолете допотопной конструкции кончатся, он впопыхах будет пытаться извлечь единственный магазин из пистолета, заталкивать в него патроны, и всё это в грохоте боя.         

- Патрон в патроннике? Знаешь, как снимается с предохранителя?
- Патрон…в патроннике?...
- Всё, вопросов нет, завтракаем и ищем лежаки.

У Славы от злости желваки выступили, но тут совершенно ни к чему пытаться чему-то учить «туриста». Мира, по сравнению с ним уже приехала из Киева почти киношным терминатором, а тут бесполезно что-то делать. Стрелять они сейчас не могут, если только специально не найдут заглушенное помещение, а без стрельбы любое учение бесполезно. А такое «оружие»?! Это тоже самое, если бы Слава припёрся бы сюда с винтовкой Мосина, которую нужно перезаряжать руками после каждого выстрела. Не к тому, что оружие плохое – этот Кольт сослужил хорошую службу, как и «мосинка» в своё время. Но всему есть своё время и место. Время этого оружия прошло, а без хотя бы одного запасного магазина это просто ничто. И Слава не должен беситься от того, что борется с ветряными мельницами – наоборот, должен быть спокоен, сосредоточен и внимателен. От его с Мирой сосредоточенности и внимательности жизнь Жоры зависит куда сильнее, чем от такого «оружия».

***

Восточная часть Волоколамского шоссе

Следующей ночью

Слава решил не изобретать велосипед заново, а дойти до нужного дома мимо предыдущего, рядом с затопленными Волоколамским и Ленинградским тоннелем. Вроде не должно быть ничего приятного рядом с тем местом, где его так тяжело ранило, но у Шевцова возникло какое-то странное любопытство. Он зашёл в эту улицу Врубеля, дошёл до того самого щитка и увидел, что нет ни тел, ни оружия. Оружие – понятно, оно денег стоит, а вот зачем тела то утаскивать? Мож друзья у тех уродов были? Эти друзья могли и поинтересоваться тем, кто входил и выходил СЮДА в то время, это стоит не таких уж и больших денег. Иногда могли снять броню и сжечь тело – армейский бронежилет с бронешлемом стоит ещё больших денег, но броня после того боя была вся в решето, а шлемы Мира вообще в труху разбила из револьверов, вместе с мозгами и черепами. Скверные мысли и Шевцова, он весь в раздумьях, делиться ими с Мирославой или нет.

Осталось пройти всего три километра, но смысла нет никакого. Во-первых, здесь, перейдя на «Ленинградку», значительно проще найти убежище. Во-вторых, найти укрытие там, на улице Космонавта Волкова будет сложнее – там когда-то были неплохие хрущёвки, но их снесли, и поставили 17-ти этажки – они в дерьмовом состоянии. А в-третьих, нужно искать убежище именно сейчас – за ночь прошли всего 25 километров, а Жора совсем выдохся. Уже и кашляет и сопливит, парацетамол Мира даёт ему каждые четыре часа. Забраться на высоту не то что сложно – нужно иметь максимально свежую голову, не затуманенную такой усталостью и интоксикацией, так что нужно искать где укрыться и прямо сейчас.

- Жорик, скоро привал.
- ….насколько….скоро?...
- Ещё минут двадцать, торопиться не будем. Тут рядом бывшее здание КБ Микояна, слышал про такие самолёты, Миг-и?
- ….вроде да…
- Неужели ты думаешь, что военные под такое дело плохо строили? Советский человек мог быть с голой жопой, а советский истребитель должен быть на одном уровне с американским, это мне дед рассказывал. Дедушка у меня в 1965-м году родился, и он сам тоже был советским человеком, знал, о чём говорил. Мира, а твой дед не был советским человеком?
- Тоже был. Рассказывал, как со всего Советского Союза туристы ездили в Закарпатье. Ещё рассказывал, что во Львове был огромный автобусный завод, делал очень неплохие автобусы, пока не закрылся в 14-м. По всему Советскому Союзу ездили эти автобусы, и в России тоже, когда СССР развалился. Даже в Сибири ездили.
- Вот Жорик, какое противоречивое время мы не застали! Мне дед так говорил, вроде все стоило недорого, а человек был винтиком в системе, который можно было просто раздавить, как таракана. В санатории люди миллионами ездили, а за политический анекдот можно было сесть лет на десять, если не побольше. А сейчас наоборот – хоть матерные частушки в Сети публикуй о депутатах и сенаторах, а на санаторий заработать надо, и отпуск, слово такое у тебя на работе должно быть, отпуск, чтобы в этот самый санаторий поехать.

Слух у Жоры неплохой, он моложе Славы на десять лет – родился в начале 50-х, по залёту или «по быстренькому и без резинки», жалко будет, если помрёт. Он слушал Славика и шёл за ним на слух, пока они по поверхности обходили сложную подземную систему, где рождались две крупные вылетные магистрали. Славик закончил свою речь, и в бинокле уже видел комплекс КБ. Он там был, знает, куда идти, где хотя бы не продувает.

***

Слава знает это здание не потому что он в нём отдыхал. И отдыхал тоже, но он ходил сюда на дело – вытаскивать для военных диски с перспективным прототипом. Это было не так давно – три года тому назад, буквально за год до принятия новой, как её иногда называют, «радикальной» конституции, и вояки уже были связаны законом по рукам и ногам. Москва даже для них почти полностью запретная зона, и они не могли просто взять и забросить сюда пару взводов спецназа. Не знали, где искать, к тому же, что конкретно искать тоже искали, поэтому был у Шевцова очень необычный клиент. Они встретились под Тверью, в небольшой столовой прямо у военной частью, и это был «всего лишь на всего» генерал-майор. Были совсем неплохие деньги – 170 тысяч рублей, которые Шевцову перечислило Минобороны из закрытых, секретных статей бюджета. Очень истончавших по сравнению с довоенными временами закрытых и секретных статей бюджета – разучилось государство российское городить секреты от собственных граждан и, по сути, своих главных спонсоров. Слава принёс пятнадцать дисков в герметичном чемодане, ему уже дали банковскую выписку, а он посмотрел на генерала и сиротливо спросил:

- Господин генерал, вы меня, надеюсь, как исполнителя, не ликвидируете? Жить как-то хочется…
- Дурак ты Шевцов! А ещё тоже мне, старший сержант в отставке! Тебе не только деньги – государственную награду надо вручать! И ты гражданин, а гражданами мы не разбрасываемся! Хватит уже поразбрасывались, иначе никогда не быть доверию между нами и вами. А над наградой я ещё подумаю, так и знай, ты ведь не уголовник, а участник совместной военной операции, это из твоего послужного списка никуда и никогда не денется. Медаль жди, а не пулю в спину! По крайней мере не от нас.   
 
Про медаль Славик уже как-то забыл, от неё не холодно и не жарко, в конце концов, а через год он перестал оглядываться и бояться, что его ликвидируют. Здание построено действительно надёжно, и тут не надо далеко идти. В проходной просторно, есть большая комната, где можно закрыться. Это очень полезно сделать, и как раз здесь взять и развести костёр. Его не будет видно, а Жоре в тепло надо, у него уже температура, не сильная, но есть. Слава не привык носить с собой термометр, ну и руки даже самого замечательного хирурга его не заметят. Мира прошептала Славе - «максимум 38.5», что ещё от неё можно требовать?

Не так далеко от проходной есть бумага, книги, журналы – не важно, главное, что не отсырели и легко горят, так что огонь Слава развёл. Хороший огонь, который будет совершенно не заметен с улицы. Этой ночью они все снимут верхнюю одежду и пропарятся. Оденутся тоже в тепле и выйдут на холод.

- Слава, получается так, что эти самолёты разрабатывали здесь? Папа возил меня в Луцк, я видела их, Миг-29. Они стояли в ангарах, сторож сказал, что уже никогда не взлетят. И им было нужно слишком много горючего, когда они летали
- Получается да. Я не знаю, что сейчас и как, я даже не знаю, что выносил отсюда, может это и лучше во всех смыслах. Говорят, вроде так, что вот тех, реактивных истребителей и бомбардировщиков вообще не будет. С кем воевать? Всё уже это выкусили, мир стал хрупким, как сервант с богемским хрусталём. Вертолёты нужны, боевые тоже – там, в Ташкенте, они, кстати, тоже были. Я только краем уха слышал – есть такая штука, которая наполовину вертолёт, наполовину самолёт, вроде бы такие будут делать. Что-то экономичное.
- Но те Миг-29 были такие красивые!
- Знаешь, «Титаник» тоже был красивым, только полторы тысячи людей угробил! Тот Феррари, который мы видели в прошлую пятницу в Ногинске тоже не уродец, но с такой мощностью он был просто опасен на дороге. Не просто же так говорят – времена изменились, нужно жить практично. У нас просто нет возможностей для непрактичной жизни. Наши предки забрали у нас такую возможность, и неизвестно, когда она снова появится, если появится вообще.

Жору разморило от тепла, и он уснул, положив голову на свою куртку, сложенную вчетверо. Славик не забыл те мысли, и делиться ими надо, если они с Мирой действительно напарника.

- Тот дом, тот двор, где всё было в июне. Трупов нет, оружия тоже осталось пяток гильз, наверное, в асфальт вплавились…
-  Что думаешь?
-  Знаешь, я скорее не думаю, а так, имею в виду. Может у них сослуживцы были. У военных ведь чего только нет. Пистолеты с глушителями…
- Слава хватит. Ты будешь иметь в виду, и я буду иметь в виду. Хватит.
- Хорошо, хватит, значит хватит.

***

Войковский район, Ул. Космонавта Волкова

5 сентября 2077 года

Три неполных перехода, и они на месте – Чуть дальше Алабяно-Балтийский тоннель, а за спиной один из магазинов «Московский дом книги». Как говорил отец про эту сеть – «Государственный магазин, это не всегда плохо. Ничего, что там работали пенсионерки, которым не хватило на достойную жизнь заработанной пенсии, зато они любили книги, не просто отрабатывали своё время. » Славу интересует не книжный магазин а мрачного вида 14-ти этажка, расположенная на южной стороне шестиполосной улицы. Когда-то улица была четырёх полосной, потом добавили по полосе движения в каждую сторону забрав самое «лишнее» -  часть зелёной полосы между железной дорогой с небольшой промзоной и жилыми домами.

- Народ, кто читал «Властелин колец»?
- Я читала.
- Я тоже.
- Никому не кажется…
- Что это Барад-Дур в миниатюре? Да, Слав, кажется.
- Тогда вперёд, на штурм «твердыни зла».

Времени – полдевятого вечера, хотя можно сказать и полдевятого ночи. На небе сплошные тучи и идёт мокрый снег. Слава ведёт внутри себя последний отсчёт – вот заметил слева от здания явно советскую мозаику с тремя ладонями в причудливых позах.

- Вперёд.

«Вперёд», это не значит, что нужно бежать, тем более стараться делать какие-то рекорды. Просто нужно сосредоточенно двигаться вперед, и очень внимательно. В здании сразу три лестницы – одна пожарная, проложенная почти у фасада, она почему-то оказалась самой хилой и обрушилась с третьего по шестой этаж, по ней не пройдёшь. Есть еще две внутри, чтобы в большом офисном здании не было толчеи и давно не работающий лифт. Здание просело сразу на два этажа, почти на два с половиной, и они влезли уже в третий. Шевцов открыл двери лифта, уже привык это делать чтобы знать в каком состоянии трос. Ни в каком состоянии, его нет. То, что спешка при подъёме не нужна Славик успел вдолбить Жоре, это проще, чем научить обращаться с пистолетом. Шевцов уже не в первый раз в таких зданиях, видит, что лестница фиговая и иногда они переходили с западной на восточную и наоборот. И вот они на месте – вывеска «World of Wonders Software» едва читабельна, но Славе понятно, что они пришли. Все стёкла выбиты, как всегда. Большая часть техники вынесена – фирма стала банкротом в начале 31-го и продавали всё, что имело хоть какую-то приличную ценность. Но у таких фирм всегда есть характерных почерк – тут сочетание срача и дорогих комплектующих, например, толстых кабелей, едва прикреплённых к полу и огромных дисплеев, иногда даже трёх сразу, чтобы дизайнер видел картинку с элементами погружения. Слава уже умеет домысливать такие картины видя только то, что осталось сейчас – подгнившие от времени стикеры-напоминалки, календари с «дедлайнами», белые доски, где чертились «схемы работы команды». После школы и до армии Шевцов был сам-себе-команда, иногда объяснявший полковнику полиции, что такое отказоустойчивость и как она влияет на работу его сотрудников, так что он немного понимает такие вещи тоже.

- Жора, настал твой звёздный час!
- Вы думаете, здесь что-то вообще можно найти?!
- Много что можно, ты же за этим здесь? 
- Ну, да…

Слава присел у несущей металлической рамы и немного облегчённо выдохнул. Поводил телефоном, снял видео – 120 тысяч уже у него в кармане, всё видео с координатами. Нет, у него в кармане нет ничего – снизу начали стрелять аз автомата одиночными выстрелами. Десять выстрелов, а затем красная сигнальная ракета и зычный голос.

- Ну что, суки, нас тут пятеро, и вы никуда не уйдёте!!!
- С кем имею честь?
- Полковник Юдин, Центр Специальных Операций ФСБ в отставке.
- Юдин? Старший сержант Шевцов, 154-й отдельный мотострелковый батальон, в запасе.
- Ты не сержант, а кусок говна! Убил двух офицеров! Старшего Лейтенанта Боровского и капитана Кононенко!
- Это я кусок говна?! Слыш, полковник! Офицер может считаться офицером только тогда, когда он человек. Да, мы убили тех два кусков говна…
- Ах ты пид…
- А я не закончил! Мы убили двух шакалов. Когда офицер совершает тяжкое или особо тяжкое преступление, то его лишают звания и наград, на зону он идёт простым зэком. Они шакалили, значит забудь про «офицеров», и ты такое же говно, если сейчас за них впрягаешься! Что хочешь, говно?!
- Вы суки, спуститесь сюда!!! Даю два дня! Спуститесь - поговорим по-мужски, может и живы останетесь! Сдашь мне своих заказчиков, нахер ты туда попёрся. Тогда может вы и дальше дышать будете. Не спуститесь – я сам поднимусь к вам! Поднимусь, и разберу вас по частям. Разберу ещё хуже, чем вы разобрали Ваню и Витю. Я всё сказал!!!
- О, ты действительно говно, для тебя честь офицера – пустое место…
- Заглохни….
- Попробуй, заткни меня! Тебе посрать на честь офицера, главное руки на чужие деньги положить. Офицер херов! Поднимайся, говно! Хочешь взять нас – приди и возьми! Как говорил князь Святослав – «иду на вы». Вот и ты иди, я тоже всё сказал!

Как «светская беседа» закончилась, Славик сделал несколько глубоких выдохов в почти морозный ночной воздух. Жору вообще заклинило – он и так с каждым часом становился всё отстранённее, а сейчас вообще забился под первый же стол. Мира вроде ничего такого не сказала – сказали её руки, они дрожали на рукоятках винтовки.

- Это что, спецназ?
- Да, спецназ бывшей ФСБ. В семье не без урода, но семья большая, в ней и нормальных людей хватает. Таким нельзя бахвалиться, он действительно служил там, и его выперли психологи за чересчур горячий нрав. Его выперли, сначала он ни черта не понял, а потом просто оскотинел.
- Что мы будем делать?
- Прямо сейчас вообще ничего. У него своя голова, он думает, что мы тут в демисезонных куртках и сами придём, как пальцы отмерзать начнут. У меня своя голова и я знаю в чём воевали ФСБ-шники. Как Цезарь говорил? Вроде – «Пришёл, увидел, победил», могу ошибаться. Этому…полковнику сейчас как раскалённый гвоздь в задницу загнали, он на месте и ждёт. У него нет горных перчаток, тёплой одежды над бронёй, только бронежилет 6-го класса и всё. Прямо сейчас мы ничего не будем делать.            

***

Прошла пара часов. Жорик также в ступоре, он просто под другой стол перебрался, поближе к стене. Слава дышал спокойно и равномерно, его спокойствие передалось Мире. Но «прямо сейчас» уже прошло», что-то и делать надо.

- Нам нужно найти всё хорошо горящее и развести костёр. Прямо здесь.
- Зачем?
- Мы демаскированы полностью, сейчас уже бессмысленно обсуждать, как это получилось. Вреда от костра не будет уже никакого.
- Хорошо, какова польза?
- «Мотылёк летит на огонёк» - не слышала? Мы не мотыльки, никуда не спешим, и «разбирать на части» никого не планируем.
- Пусть мотыльки прилетят к нам?
- Да, пусть летят к нам. И сгорят дотла. Мы уж постараемся… 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Мира решила стать единоличной «хранительницей костра», Славик просто объяснил ей, что он хочет – это должно быть очень устойчивое кострище, и желательно так, чтобы чем дальше, тем ярче. И даже, подумав, сказал совсем конкретно – огонь должен слепить тех, кто будет бежать по лестницам, освещая темноту тактическими подствольными фонарями. Она поняла, что от неё хотят, и не торопясь, даже с некоторым достоинством, занялась делом. Тут много, что горит, но в этом «много» много воды, но это уже проблема Мирославы, почти личная. Славик думает проще – неплохо бы найти, зачем пришли. Обычно резервные копии оставляют в огнеупорных шкафах – разумная практика, доказавшая свою эффективность временем. десять минут поиска и эти шкафы нашлись в раздевалке. Простенькие – всего с одним замком на все ящики. И замок никакой – Слава хотел тоже пустить пыль в глаза, мол ему всё равно, и снести замок выстрелом из револьвера. Тут это вообще излишне – по замку можно шарахнуть прикладом винтовки и его вырвет с корнем.

Максимум с час поисков и всё нашлось. Пять дисков. Всё пять это BDXL-R Archive Grade 100 GB. На двух одна подпись – Forest art 21.10.30, на трёх другая – Background Art 21.10.30. Телефон даже без доступа к сети выдаст календарь за 2030-й, скорее всего на следующий день, 22 октября, художника уже ждали на призывном пункте. Тут, в некотором роде, Костя действительно был прав – в тот день для него одна жизнь резко превратилась в другую. Тогда ему, как всем выдавали броню, сухпаёк на неделю, патроны и автомат. В лучшем случае АК-12М, в худшем – АК-74М. 74-й не настолько плох, особенно для образовательных целей, но многомиллионная китайская армия была вооружена куда более современными автоматами со сбалансированной автоматикой и под более мощный патрон.

Слава, даже зная, что его ждут пятеро, сделал всё, как и всегда. Сфотографировал диски в шкафу. Затем выложенными из него на ровной поверхности. Ну и наконец в своей «пупырке». Жоре говорить сейчас что-то совершенно бесполезно. Можно сказать – «нахрен ты сюда припёрся, я уже всё нашёл», но он в таком состоянии, что ничего не услышит. Может и услышит, но ничего не поймёт. Его мозг зафиксировал три вещи: «ФСБ», «специальных операций» и «разберём по частям». Зафиксировал и ушёл в защитный режим. Это нормально, так и должно быть. Именно так, и никак иначе – перед тем, как Слава 17 лет назад оказался в юго-восточных районах Ташкента он, как и все новички, ползал под колючей проволокой, а сверху, «для антуража», стреляло сразу восемь пулемётов холостыми патронами. Только после этого он спокойно расхаживал по восточным рынкам с ручным пулемётом РПК-54 наперевес.

Шевцов окончательно замотал диски с резервной копией клейкой лентой и увидел, что пламя, как он и просил, планомерно разгоралось. Получалось почти Око Саурона, они ведь говорили о Барад-Дуре перед подъёмом.

- Я всё рассчитала, как ты и говорил. Костёр будет гореть с каждым часом всё ярче.
- Хорошо. Вот только подумал – Сначала мы шли сюда как на вершину Барад-Дура, а теперь…
- А теперь да. Я вот думаю, где наша Роковая гора, Ородруин?   
- Вот ты спросила! Останкинская телебашня давно лежит. Остаются только небоскрёбы Москва-Сити, туда даже «Химкинские» боятся ходить, высоковато, знаешь ли. У тебя ничего успокаивающего нет?

У Миры есть свои маленькие сюрпризы. Она едва расстегнула куртку и вытащила оттуда совсем небольшую бутылку «Хортицы».

- Чекушка? Забыть не забудет и согреться не согреется.
- Чем богата.
- Понятное дело.

***

Чекушка не дала ничего. Жора выпил, закусил своей тушёнкой и просто приготовился к «разбору». Приблизительно отсчитывал часы до своей грядущей кончины. Слава видел, как он доставал свой пистолет, приставлял его к виску, и нажимал на спуск. Ничего не происходило, было бы удивительно, если бы раздался выстрел. Жорик пару раз нажал на спусковую скобу и спокойно убедился – будет «разбор». Разбор будет делать «ФСБ», имеющая отношение к «специальным операциям».

Шевцов никакого «разбора» в отношении своей персоны не планировал, так что ужиная разогретой кашей со свининой он подумал, что это просто замечательно, что «турист» не знает, как работает его оружие.

Мира тоже ничего не планировала, пока ей полностью передавалось спокойствие Славы. Но хирург имеет свойство мыслить рационально, ей просто интересно, как всё будет.

- Что будет через сутки? Что запланировал?
- Смотри, две лестницы, одна выходит рядом с туалетом, другая в коридор. Они разделятся на две группы с единственной мыслью – «сдавить» нас у костра, на который мы сейчас смотрим. Он действительно здорово горит.
- Будет гореть ещё лучше.
- Это вообще отлично. Тут какое дело – своей идиотской «осадой» этот мудак сломал все принципы работы спецназа. Они всегда рассчитывают на неожиданность – ворвались, убили или повязяли, нужное подчеркнуть. Я вчера сказал ему то, что думал, а они не привыкли к таким разговорчикам. Ещё больше не привыкли к тому, что их ждут. Они вообще, как бы это сказать, не привыкли к тому, что что-то происходит, а они вынуждены сидеть и ждать. Ждать и думать – а вот чё такое там эти замутили, понимаешь? Они будут подниматься сюда быстро, но слегка дизориентированными.  Нам именно это и надо, чтобы здесь они метались между приказом «валить всех вокруг костра» и подспудным страхом - «а что там вообще твориться». Ты умничка, делаешь его не просто костром, а почти погребальным пламенем, или таким, на котором можно спалить жертву инквизиции до костей. Это спецназ, они не трусы, но это сложно – «чё это за костёр такой, около которого даже сидеть рядом нельзя». И дважды умничка, что не подставляешься. Может этот мудила хочет всё здесь сделать, а там есть пулемётчик с оптикой, который плюнет на приказ и завалит любого, кто появится в прицеле. Так что ещё раз – он сбил им весь порядок работы, а мы ему подыграем, как можем!
- Хорошо, как это будет? В самом конце?
- Будет сложный выход – он мой. Тридцать патронов, я хоть всех пятерых положу, во всяком случае успею перезарядиться, пока они не встали с синяками и переломами под бронелистами. Будет простой выход – он твой. Будешь стрелять им во фланг, из щитовой. Завтра покажу, как уже сто лет перематывают магазины, может не сто лет, вроде в Афгане начали. Утро вечера мудрёнее.
- Утро вечера мудрёнее.
      
***

7 сентября 2077 года

В начале сентября день ещё длиннее ночи и этот день Слава встретил очень уверенно. Во-первых, уверенным просто быть очень хорошо, куда лучше, чем Жорик, считающий, что ему осталось жить двенадцать часов. Вторая часть уверенности заключается в том, что Шевцов уже сделал «сложный выход» - завалил одну из дверей на западную лестницу остатками от офисных столов и кресел. Для человека, который окажется с той стороны это две, а может и пять секунд физических усилий. Эти секунды Мира будет стрелять, пули из её винтовки прошьют дерево, не потеряв энергии и может быть сразу свалят одного, а то и двух – сорок патронов она расстреляет за три с половиной секунды. А те, за дверью, хоть и спецназовцы, решат, что попали в ад. Очень полезное ощущение. В-третьих – оружие людей полковника и его самого не чета их винтовкам. Манчжурские наркоторговцы используют автоматы с китайских складов мобилизационного резерва, современные детища ижевских оружейников на две головы выше подобных вещей. Но минимум на голову ниже любой автоматической винтовки – российские оружейники почему-то панически боятся снарядить винтовочным патроном что-то легче, чем единый пулемёт или снайперку.

- Жора, вечером тут будет очень громко, иди-ка в сортир и закройся.
- Уйду и закроюсь!

Мозг Жорика зафиксировал четвёртую немаловажную дверь, так что он точно уйдёт в туалет. Он и думать не будет, что там никто не справлял нужду 45 лет. «Там не будет громко» - это ключевое.

Слава завтракал уже ближе к обеду, удовлетворённо смотря на пламя, которое ещё с полуночи начало уверенно облизывать потолок. Жар от костра такой, что тепло от него метров за пять – даже удивительно, откуда Мира нашла столько хорошо горящих вещей. Он в принципе понимает, даже какой-нибудь отсыревший журнал входящей корреспонденции тоже будет топливом, как только просохнет у такого огня.

- Скажи, как всё начнётся?
- Смотри, между нами тридцать метров, по сути дела. Мы слышим их разговоры, матюки. У них, в армии вообще, не принято держать патрон в патроннике. Это ещё советское наследие не очень хороших пружин в магазинах и просто вопросов безопасности плохо обученных призывников. Когда дело пахло керосином я командовал – «Отделение, к бою!», все передёргивали затворы и снимали оружие с предохранителя. Точнее говоря переводили автоматы с предохранителя в режим автоматического огня. Спецназ может получать команды не так формально, но в любом случае мы услышим лязг затворов. Значит всё – они бегут, и мы занимаем позицию. Может быть так, что они уже на лестницах затворы передёрнут, а приказ он им жестом даст - в любом случае их обувь шумная, мы это услышим. И тогда я в серверной, а ты в щитовой. Включишь там освещение, им это тоже не понравится. Один из них – пулемётчик, ему просто нужно выйти на простор. А дальше не знаю, кто там. Кто будет мстить за, так сказать, боевых товарищей. От этого будет зависеть как всё кончится.


В семь вечера у отставного полковника сдали нервы или просто его люди замёрзли до костей.

- Сталкеры! Вам амба!!!

Все уже на позициях, в том числе Жора, зажавший голову между двух унитазов. Как и договаривались, Мира сделала два выстрела из револьвера с небольшим интервалом – пусть мучаются, может сами покончили с собой. Лязг автоматных затворов как раз совпал с тугим потрескиванием пламени – тем, кто бежит по двум лестницам есть о чём подумать, вдруг там какой ритуал проводят.

Может пять секунд и Слава слышит, как обвалилась «его лестница». Кто-то упал, это минус один или два человека. Костёр не освещает лестничную площадку – там темнота, а Шевцов всё видит в своём прицеле с подсветкой. Как только в прицеле появилась человеческая фигура – он нажал на спуск. Шесть выстрелов и за человеком несколько кровавых пятен на стене – он уже не жилец. Первые толчки в дверь Миры и она расстреляла двадцать патронов одной очередью – у ней как раз появилась секунда, чтобы сменить магазин. У Славика в прицеле второй человек – пулемётчик. Тот едва затормозил, но только едва – снова очередь и крови на стене стало ещё больше. В дверь Миры вломилось сразу двое, но она всадила в них весь магазин – те даже понять ничего не сумели. Ствол СВТ всё равно уводит наверх и часть попаданий пришлось на головы – они мертвецы. Всё, бой закончился, не успев начаться. Внизу, может этаже на пятом, крики боли от упавшего с высоты – всё кончено. Мира вставила в винтовку уже третий магазин, она не покинет позицию ещё несколько минут - мало ли что. Слава встал, и едва спустился по лестнице. Пулемётчик – старший прапорщик, а вот первый попавший «под раздачу» - полковник, теперь с ним можно пообщаться в своё удовольствие. Шевцов привык к тому, что автомат стреляющий очередями уводит ствол вверх, так что он и «прижимал» винтовку не зная, что в этом нет никакой надобности. Сейчас Юдин сплевывает кровь, идущую ртом, но это ерунда – четыре пули попали по ногам и в пах, которые защищает разве что броня сапёров. Полковник никогда не встанет и никуда не уйдет, он истечёт кровью через полчаса, максимум два, которые можно потратить на «общение».

- …Твоя взяла….сучёныш….
- Это я сучёныш? Слыш, «полкан» ты мне скажи, русским языком скажи, что сделали твоему старлею и капитану «Химкинские»?! А?! Давай!!! Они денежку зарабатывали на перекрёстке «Лениградки» и Беговой. А твои там что забыли?!
- …мои…сильнее…
- Даа, вот это аргумент!!! Слушай, так я вообще сильнее любого младенца, может мне того это, стать массовым детоубийцей?! Логика поразительная!!!
- …Мы вас…защищали…вам…похер…
- Слушай, вас не разжаловали, просто уволили с военной службы. Кто мешал жить на пенсию от Минобороны и ещё чем заниматься? Физруком в школу можно пойти, да и вообще ты сейчас просто отбрёхиваешься уже стоя по колено в дерьме. Офицер, Юдин, должен сохранять достоинство, на то он и офицер. Если офицер достойный, то он и в 62 года офицер, ему руку пожать приятно, а не то, что, смотреть на тебя, с расстреляннной мошонкой! Знаю я такого офицера, он тоже служил с ЦСО ФСБ, сейчас участковым работает. Его отличие от тебя в том, что он думает как бы с приносить стране пользу, да подольше. Вот это человек, я сам буду идти за его гробом если доживу и будет такая возможность!
- ….добей….
- Неет, вот такой чести я тебе не доставлю!!! Ты тут полежишь и подумаешь над тем, кем стал. Будешь лежать здесь, полковник, еще лет 20-25. Сдохнешь сначала от потери крови а твои погоны с золотыми звёздами здесь останутся. Потом Москва возродится, и это здание просто взорвут, не разбираясь что здесь и кто. Вот тебе и наказание – думай о том, как этот дом подорвут сапёры или просто вертолётчики дадут залп НУРС-ами, а твои погоны здесь смешаются с битым железобетоном. Золото, что тебе страна доверила тебе носить, будет в куче мусора только потому, что сам ты – мусор, и сдохнешь ты как мусор. Всё, думай о своём будущем. Будущем, только без тебя.       

***

Солнечногорская губерния, Красногорск

9 сентября 2077 года

Жора полностью ушёл в себя после минутного светопреставления. Его пришлось волочь, иногда нести на руках. Две ночи в тепле не помогли, он ужасно кашлял, почти не мочился. Просто смотрел вперёд с рассредоточенным взглядом и кашлял. Очень плохой кашель с мокротой и глубокий. Тяжёлый он вроде, но живой, в него же ничего не попало. Ничего не попало, кроме страшных слов, немыслимых для обычного, гражданского человека.  Слава увидел проволоку, «Слабый» уровень сигнала на телефоне и уже звонил Константину.

- Алё, Костя? Мы в Красногорске, на Волоколамском шоссе. Диски у нас, Жора ваш тоже. Вы о Жорике подумайте, он простыл и просто натерпелся, к доктору его надо, а лучше в больничку. А ещё лучше в частную больничку, чтобы медсёстры от первого же закидона, в его дурдом его не сдали. Ну всё, ждём!

Все трое сели на обочину, только Славик с Мирой смотрели на пробивавшееся через тучи солнце.

- Слав, мне просто интересно, что с этими дисками может быть не так. Я даже может не пойму, просто хочу услышать твой голос здесь, в безопасности.
- Хорошо. Все цифровые технологии, это использование нулей и единичек. Ноль, значит «ложь», отсутствие сигнала, единичка – «правда» - сигнал есть. Есть вообще такая штука как Булева алгебра, забавная вещица! На фабричных дисках эти нолики или единички – физические, это либо бугорки или впадинки. Фабричным дискам мало что страшно, кроме того, что поликарбонат – защитный слой, станет совсем непрозрачным и лазер ничего не поймёт. На этих записываемых дисках, «болванках» - там нет бугорков или впадинок, их заменяют тёмные или светлые участки, тут уж как записывающий лазер поработал. Эти болванки -  «химия» начинали вроде с цианина, тебе это должно быть лучше знакомо. А тут четырёхслойные «болванки» - записывающему лазеру приходилось пробивать до трёх слоёв, чтобы записать информацию. Всё это очень…
- …химически нестабильно. Ты такой замечательный! Я попросила, а ты рассказал!
- Да ладно тебе, будто подвиг Геракла!

Пока Слава всё это рассказывал, на дороге появился бюджетный немецкий электрокар, за ним машина неотложки, им ведь можно заплатить, и они возьмут кого угодно. Как только Жора увидел Костю и Павла у него буквально открылось второе дыхание!

- Придушу! Придушу, сволочи! Гады! Чтоб вы сдохли!

Слова словами, но Жорик действительно попёр на них с распростёртыми руками. Казалось, что он действительно, на полном серьёзе готов умереть на месте, но утащить хоть одного из своих начальников с собой. Для врача неотложки ситуация поменялась кардинально – «больной угрожает жизни окружающих, или своей собственной». Санитар с водителем заломили ему руки, а врач вколол очень сильное успокаивающее, что-то навроде аминазина. Константин посмотрел на всё это немного флегматично.

- Что это с ним?
- Да так! Ерунда! Нас пятеро бывших военных взяли в осаду с твёрдым намерением всех порешить! А в основном….как же в том фильме было…всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо!
- Диски с вами?
- Да. Были в дешёвом шкафу из Икеи, я уж не знаю, как они. Костя, я ведь тебя предупреждал, да?! Я всё это сам нашёл, Жора был просто не нужен! Я очень надеюсь, что ты найдёшь время посетить его в дурдоме, его же сейчас туда повезли!
- Я подумаю, у нас много работы….

Клиенты уехали, не забыв оставить банковский вексель на двести тысяч. Слава знает, кому звонить, чтобы его вывезли отсюда, а Мире после хотелось близости, только и всего.

***

Истра

Государственное учреждение здравоохранения Солнечногорской губернии,
Областная клиническая психиатрическая больница №2

Неделю спустя.

Слава неделю не мог найти себе места. Он помнил это рожу Кости «у нас много работы...». Через четыре дня он чётко осознал – эти «деятели» плевали на своего «админа», сейчас таких немало. Приезжих, молодых, уже с опытом, готовых учиться. Жору увезли в психбольницу, а это тюрьма. Почти тюрьма. Нет камер, зато есть зарешеченные окна, еда почти как тюремная баланда и санитары, часто работающие уже после того, как вышли на пенсию во ФСИН-е. Ещё два дня и он решился, Мира тоже всё поняла. Они зашли в супермаркет, набрали огромный пакет с вкусной и сытной едой – «передачкой» - в дурдоме и лексикон тюремный: «свиданка», «воля», «малява». Набрали еды и взяли такси, сразу до Истры, чтобы побыстрее и не задумываться о пересадках между электричками.

В психбольнице отделения не по заболеваниям, а по номерам, тоже почти как в тюрьме, где просто блоки по буквам. Нужно зайти в приёмный покой и сказать – «где у вас такой, Георгий Николенко». В «четвёрке», значит в отделении №4. Славик с Мирой прошли по коридорам и дошли. Постучались в дверь, позвонили в звонок. Открыла немолодая санитарка, от которой попахивало перегаром.

- Вы к кому?
- Николенко.
- Жена, дети, родственники?
- Зовите медсестру!
- Ладно! Люду позовите!!!

Дежурная медсестра это царь отделения на время своего дежурства. Есть лечащие врачи – они небожители, и появляются в отделении как небожители, а медсестра царь, точнее царица на сутки, как правило с восьми утра. «Царица» вышла и даже изволила оглядеть посетителей, явившихся в неурочное время.

- Значит так, есть часы посещения больных…
- Ещё есть сторублёвые купюры.
- Они не помогут. Умер Николенко, острая почечная недостаточность.
- А вы прохлопали, да?! Положили его «на вязки» и пофиг, что у него с давлением, а что ему херово – ну он же дурак, задушить кого-то там хотел, так неотложка в сигнальном листе написала, да?!
- Не надо мне здесь права качать! Отделение рассчитано на восемьдесят больных – в нём сейчас 193! Ссущихся, срущихся, неадекватных! У меня вязок на всех не хватает, сами из бинтов делаем! Давайте, поработайте здесь за тысячу двести в месяц!
- Это же жизнь!!!
- Да, тут двое за месяц пытаются повеситься! Иногда ночью, на люстре, иногда днём, в сортире, на обычном ремне. Мне тоже из-за всего этого вешаться?!
- Идите в жопу, нелюди!!! Как вы были нелюдями, так и останетесь!!!         
            
Мира видела такое. «Идите в жопу», «нелюди», «мясники» и многое другое. Такие потрясения просто так не проходят, их лечить надо.

- Давай домой, укол и спать!
- Нет, сначала к Каримову. Если этим, «творцам» на всё плевать, то мне нет. Я ещё человек, настаиваю на этом.
- Хорошо, договорились.

Мирослава уже начала брать ситуацию в свои руки. Есть в аптеках сильные успокаивающие, которые можно взять без рецепта, заплатив двойную цену. И такси есть обратно до Балашихи, где можно рассказать Славе, что он человек, и что так конечно же не должно быть. Не может, но бывает. В кабинет майора Шевцов зашёл со слипающимися глазами.

- Вячеслав Сергеевич, что это с тобой?!
- Ренат, помоги!
- Помогу, в чем помощь то нужна?
- Николенко. Георгий Петрович Николенко, 52-го года рождения, его угробили в истринской психущке на днях. В морге он, а мать у него в Пскове где-то. Его дурачка молодого, в Москву загнали, а там он сломался. Всё прошёл, а в дурке у него почки отказали, представляешь?! Похоронить его надо, там, где мать скажет, Ренат, ну помоги пожалуйста!!!
- Помогу, Вячеслав Сергеевич, тут стыдно не помочь...

***

Жору похоронили через пять дней, на приличном кладбище, совсем недалеко от псковского кремля. Опять «Мы заработали», но Мира ни слова не сказала, когда Слава заказал транспортировку тела, погребение и ещё добавил матери десять тысяч от себя. Сын же самое дорогое – сначала она отвесила Шевцову пощёчину, не понимая кто он, и что, а едва разобравшись, повисла, рыдая, на его шее. Так по-дурацки закончилась жизнь «туриста», прошедшего через всё, и погибшего от наплевательского отношения дышащей на ладан системы здравоохранения. Всё это закончилось и был поезд «Псков-Нижний Новгород», в котором провести только одну ночь.

Шевцов, как и Жора уже в Соколе, тоже начал уходить в себя. Мира просто была обязана брать инициативу в свои руки.

- Ты человек! Человек с большой буквы! Только от выродков спасся, и уже о других думаешь.
- Человек?
- Да! Человек! Всё сделал, на ногах еле держался, но всё сделал!
- Тогда давай так сделаем. Мы заработали. Никаких заказов! Никаких клиентов! Даже слышать об этом не хочу!
- Давай, так и сделаем!

Мира обняла Славика, и под стук колёс этот уход в себя вроде бы прекратился. Но она тоже видела жизнь и знает – нельзя отгородиться ото всех, от мира вокруг. Она ведь сама пыталась, но ничего не вышло. Не просто так говорят – никогда не говори никогда.

Солнечногорская губерния, Клинский уезд

19 марта 2078 года, около 22-х часов.

Всё как обещано - группу везут два вертолёта. Сейчас они летят вдоль Невского тракта так, вразвалочку. Потом немного припустят, а над Шереметьево заберут на запад, в сторону Ленинградского шоссе. Дальше будет «интереснее», но Слава не пилот, он даже не знает, как Москва с воздуха смотрится.

Даже в самом захудалом спецназе не бывает ни рядовых, ни ефрейторов, и сержантов почти не бывает. Человек должен остаться служить по контракту, дослужиться хотя бы до старшины, и только так он может попасть в «Вегу».

Тут минимум прапорщики. Они одеты действительно в неординарную броню класса 5а, и она не хуже бронежилетов «Вымпела» и «Альфы», такая же. Есть совсем тяжёлые бронежилеты 6-го класса, но в них не побегаешь и спецназ в таких почти не ходит. Все люди молчат, они поправляют бронешлемы на голове и маски-балаклавы на лицах. У старшего лейтенанта есть зам, просто лейтенант, они сидят рядом. Они со Славиком не знакомы, правда Шевцов знает – тот "Паша".

"Паша" посмотрел в сторону Шевцова и начал говорить.

- Сталкер, и что, ты так и ходил в Москву? Со снайперской винтовкой без оптики?
- Я ходил в Москву с самозарядной винтовкой Токарева. Это кстати была снайперская винтовка, но её ещё доработали для удобства десять лет назад. В том числе на неё поставили коллиматорный прицел с подстветкой. Раньше я ходил один - не мог позволить себе оптику, чтобы не сузить поле зрения. И другое не мог позволить - снимать коллиматор ТАМ и ставить оптику - её же пристреливать надо. Это сейчас нас тринадцать, относительно много, и нам относительно безопастно. Для пристрелки нужно хоть выстрела три сделать они сдадут с потрохами, все будут знать, что в городе шляется полный идиот
- Сложно как всё у тебя.
- Одному вообще сложно, вот двум - чуть попроще. Да, такой вопрос, не было времени из этой, крупнокалиберной пострелять, надеюсь, она не сильно «лягается»?
- Ты про отдачу? Не сильно, не сильнее старушки СВД-М, тут сложная автоматика. Знаю, как собрать и разобрать, но не знаю, как у неё всё это получается. Вот ты про прицелы тут говоришь, про отдачу. А мы то тут, по-твоему, зачем?! Наверное для того, чтобы ты сделал своё дело, а не стрелял? Сам как думаешь?
- Паша, не напирай на него, он положил Юдина и двух его офицеров.
- Юдина?! Прикольно! Но я вопрос задал.
- Павел, да? В моей…«профессии» лучше быть пессимистом, может не пессимистом, но готовиться к худшему. Если бы я не готовился, то не положил бы бы троих из «Альфы» и двоих из «Вымпела» в прошлом сентябре. Вдвоём положили. Правда у меня такой ствол был, что у вас глаза на лоб полезли бы. Сложно там, Паш, поэтому такая у меня философия, так сказать. Это городской бой, не мне же тебе говорить, что это такое.

После всех «открований» Шевцова Павел сидит немного пришибленным. Он, Калитовский - оба они только теоретически знают что такое бой в городе, а сталкер, которому стрелять и не положено знает практически. Видно это, по тому как он им в глаза смотрит. Из раздумий о возвышенном всех одёрнул вертолётчик.

- Хорош трепаться, под нами только что остались КПП на «Невском». Три-пять минут, и мы там!
- Вася, можно вопрос, на эти три минуты?
- Давай.
- Мы тогда в сентябре гадали, когда нас Юдин обложил. Как ты командуешь, чтобы твои люди загнали первый патрон в патронник?
- Загадка, тоже мне! Как получается. «К бою», «началось», если по нам шмалают, тут и приказа не нужно.

- Готовьсь! Идём по Ленинградскому! 

- Ну, тут я по-свойски сделаю, ничего?
- Валяй.

Славик передёрнул затвор, быстренько достал магазин из винтовки и запихнул в него ещё один, довольно крупный патрон. Теперь у него, как и всегда, на один патрон больше чем «положено».

- Ритуал прямо!
- Привычка, Паша. Привычка спасавшая жизнь.

Вертолёт начал дрожать, в иллюминаторах видно, что они снижаются. Но тут, то слева то справа пошли трассеры, в корпус словно начали бить градины. Слышны матюки пилота.

- Что за нахрен?! Командир, мы под огнём!!! Я не сяду!
- Шевцов – десантный фал?!
- Спускался! Вспомню!
- Вперёд «вертушки» не садятся! Живее!!!

Слава помнит этот спуск по десантному канату. Две секунды страха, стремительное движение а он уже на земле, и нужно буквально перекатываться к укрытию.


Они вляпались по полной. Вертолёт летел не пять минут от проволоки, а все десять. Всё ведь прекрасно слышно и издалека – можно добежать почти из соседнего района, если тут такая «вкусная» добыча прилетела.

Славе относительно хорошо – ночь почти безлунная, он почти незаметен, а в прицеле сам он видит всё. Вот два снайпера, которые ищут цели и их уязвимые места, не прикрытые бронёй. Ещё пулемётчик есть, пока он просто прижимает огнём спецназ к земле, чтобы снайперы их потом по одиночке расстреляли. Чтобы они не чувствовали себя так уверенно, Слава выстрелил все одиннадцать раз что мог без перезарядки. Никого серьёзно не задел – максимум сорвал шлем или попал в броню, но огонь по дюжине спецназовцам немного сбил. Может даже и пробил броню, или ранил кого - калибр то покрупнее того, к которому он привык. Радиосвязь полностью заглушена и не работает – есть о чём задуматься потом, если это «потом» вообще настанет, что теперь уже отнюдь не факт.

Шевцов привлёк внимание старшего лейтенанта и махнул ему рукой в сторону ворот КБ – нужно уходить с широкой простреливаемой улицы и быстро. Вася скомандовал это «бегом, в ворота!!!», а пулемётчик только этого и ждал. У него свежая лента, только что сменянный холодный ствол и он дал по бегущим длинную очередь. Двух просто надвое разломило, если пули попали на уровне пояса, ещё четверым досталось. Но они вбежали во двор, между «бежевым» и «оранжевым зданием».

- Шевцов, ты су…
- Что?
- Накаркал!!! Отбой, я требую эвакуацию.
- Понял, но они попытаются нас дожать и добить.
- Они?! Кто это?!
- Потом.

Калитовский уже активировал аварийный маячок, он пробьёт любую глушилку, Слава спрятался за обрушивавшимся переходом между зданиями. Высунул голову на три секунды и сделал свои десять выстрелов.

- Вася, что маячок?
- Работает маячок, ждём! 165 километров, скоро должны прилететь.
- Ясно, щас я ещё поработаю.

Ещё с армии Шевцов знает – или снайпер меняет свою позицию, или быстро получит переизбыток свинца в организме. Он выглянул из другого места и расстрелял ещё один магазин.

- Вась, ты понимаешь, что твой снайпер в такой тесноте просто не нужен? Решил где пулемётчиков размещать?
- Уже на местах. Последняя линия обороны - всех положат, если в ворота сунутся.
- А это недолго ждать. Мы ж тут налегке, для затяжного боя нам патронов не дали. Так вот, ты спросил кто там? Один из «Альфы, тут уже несколько лет здесь шляется, пятеро из внутренних войск, все с бордовыми беретами. Ещё четверо из «подтанцовки», но они уже постреляли и в них тоже – знают, что к чему. Вот кто там. А нас тут одиннадцать живых, из которых двое «тяжелых».
- Трое. Может один скоро…
- уйдёт, ты ему только морфий вколешь.
- Начальство о чём думало?!
- Не знаю. Мне вообще просто сказали – «разговор окончен».

 

Двадцать минут спустя.

Пулемётчиков спецназа прижали снайперским огнём, они не высунутся до самого последнего момента. Славик иногда немного «затыкает этот фонтан» – его патроны почти закончились, но Калитовский приказал, и со Славой поделился снайпер. Шевцов высовывает голову, делает три-четыре осмысленных выстрела и снова в укрытие. Тот тяжело раненный младший лейтенант погиб, ему действительно только морфия успели вколоть. Погиб, как и ожидалось. И ещё один боец может умереть – его ранили в ногу, сильное кровотечение почти такое же хреновое, как у «химкинского» в прошлом июне. Ему нужен не только жгут - срочная операция и переливание крови, или он тоже не выживет. Слава уже не пытается считать, «с каким счётом они проигрывают». Троих убили, ещё один совсем плохой, и двое просто плохих – получили по пять-шесть пуль по ногам. Будущие ампутанты. Люди с автоматами в этом бою вообще не ничего не значат – у «Зеленоградских» точно такая же броня, как и у спецназа – после попадания автоматной пули только временный нокаут. Хреновый расклад, очень хреновый, главное, чтобы вертолёты прилетели и забрали оставшихся.

Слава объяснил Васе всё это про броню. Эти бронежилеты, что у них, что у тех, кто в них стреляют, хоть и неплохие, но не новые, к тому же их успели потырить поначалу с завода в Подольске, они ещё долго будут всплывать на чёрном рынке. Калитовский с Пашой поняли – вот этот чудной сталкер со своими «ритуалами», а по сути с большим опытом - единственное, что сейчас сдерживает «Зеленоградских» от прорыва. После прорыва никого не останется, не пройдёт и минуты.

- Летят! «Вертушки» летят!
- Слышу.

Слава действительно слышит этот свист лопастей, но это только транспортные вертолёты – дальние родственники старичка Ми-8, не помнит он эту модель. Их задача - просто привести,  вернуть назад, а не расчистить площадку от врага, так их проектировали, а не как Ми-8, который и десант высадит, и врежет по первое число. Есть у этих вертолётов четырёхствольная скорострельная пушка, но она не всё пробивает, особенно толстые слои железобетона, да и боекомплект у неё небольшой.

Ночь осветилась сверканием этих вертолётных пушек  Пилоты даже ночью целятся не впустую – у них есть тепловизоры, информация идёт прямо в шлемы. Но «Зеленоградские», конечно тоже слышали и догадывались, что будут пытаться делать вертолётчики перед снижением. Слава выглянул из-за укрытия и понял – а на улице то никого и нет, все в здания попрятались. И тут на улице другой свет – стреляют из гранатомётов. Стреляют не в них, а в вертолёты - портить броню спецназа перед перепродажей не надо, но пару «труб» есть с собой на всякий случай. Этот случай и настал. Взрывы и вспышки – значит в вертолёты попали, но не подбили - нет этого звука аварийного снижения.

- Херово, Вась! Чё то их вообще не восприняли всерьёз!
- Подожди, тут в рации что-то через статику прорывается. …попадания…отходим…бесы….
- Быстрее бы «бесов» в воздух подняли!

«Бесы», это именно ударные вертолёты - настолько глубоко модернизированные Ми-28, что там в названии модели просто набор букв. Что там «многоцевые», «ударные» и так далее. В тех вертолётах кроме двух пилотов некого посадить, зато можно столько всего повесить, что просто душа радуется.

- Вась, прижать бы их сейчас, как повылазят, пулемётом бы…
- Коноваленко, сюда, с оружием!!!

На ручном пулемёте тоже коллиматорный прицел с подстветкой,  а ещё замечательный барабанный магазин на 90 патронов. Сейчас «Зеленоградские» будут выходить на исходные позиции - хотя бы попытаться валить их надо именно через несколько секунд. В прицеле люди – Слава нажал на спуск, и не отпускал все восемь секунд. Думал, что его «парадный выход» окончен, но ему заботливо положили ещё четыре магазина. Может он никого даже и не ранит, но они точно пока никуда не сунутся.

Удар в плечо, броня выдержала, но это явный намёк, что Славе уже давно надо было  менять позицию.

- Вася, я вот что подумал – снайпер может зайти в проходную и подняться на третий этаж, лестница там хорошая, и обзор есть, что самое главное. Может никого и не «снимет», но прижмёт.
- Страхов! Быстро на третий этаж, там по обстановке.

Слава почувствовал – что-то не так с правой рукой, и он начал стрелять левой. Хороший пулемёт, он хоть для правшей, хоть для левшей. Патронов у Шевцова пока много, и он может вести огонь на подавление, чтобы «Зеленоградские» даже голову боялись поднять, но эти патроны - их последние резервы. Снайпер уже вышел на позицию и начал «работать».

- Вась, «бесам» тут лететь минут двадцать – сколько времени нужно, чтобы их приготовить к вылету?
- Ну я откуда знаю?!
- Да, это я так.

Один гранатомётчик уж очень явно показался в прицеле – Слава нажал на спуск и так секунды на полторы. Даже если он не мёртв, то уже ничего не сделает пару месяцев.

- Слава, та «она». Она кто вообще?
- Хирург. Научилась оперировать везде, даже по уши в дерьме. Теперь она…секунду…иностранная гражданка…и не может сказать своё веское слово скальпелем или из винтовки. Ей СВТ прямо очень понравилась!
- Вот это хирург!
- Да, Вась, она корректировала огонь из счетверённого КПВ в 15 лет, а потом врачом пошла….момент…мать у неё терапевт, а сама она, как шутит, решила резать и кромсать.
- Рация…Бесы…десять минут…В пятнадцать лет?!


«Зеленоградские» тоже не дураки -  подняли своего снайпера повыше в доме на другой стороне улице и самым беззащитным перед ним оказался именно старший лейтенант Калитовский. То ли радуясь, что скоро врагу «вломят», то ли поражаясь, что девочке в 15 лет пришлось заниматься таким делом он поднял голову слишком высоко. Пуля попала прямо в глаз, помощь при таких вещах просто бессмысленна.

- Паша?
- Да, здесь.
- Я Шевцов, если что, а ты?
- Бельский.
- Тебе руководить нашим драпом отсюда.

***

- Очистить улицу!!! Кто не спрятался - мне похрен!!!

Это командир двух боевых вертолётов. Им до лампочки гранатомёты, у них даже тепловые ловушки будут отстреливаться автоматически, а если ракеты лучём будут наводить, то их глушилки забъют именно этот диапазон частот - между пусковой установкой и ракетой. Бельский приказал всем лежать – всё вокруг начало дрожать от взрывов неуправляемых ракет. Вертолётчики не будут «мелочиться» - у них по шесть блоков таких ракет на машину, всем хватит.

- Крыльями машите!!! Эвакуация, значит эвакуация!!!
- Вперёд, бросить укрытие!

Люди побежали, но организованнно, не панически - это спецназ. Шевцов тоже бежит без паники, хоть у него осталась четверть последнего магазина от ручного пулемёта, не считая пистолетов.

«Бесы» приподнялись, чтобы лучше контролировать ситуацию, но кроме них ещё три транспортника. Они зависли на высоте меньше чем в полметра, чтобы даже раненые смогли сесть сами.

- Страхов, мы уходим!!!
- Уже здесь.

Снайпер сориентировался и без приказа, он спустился по гнилым водосточным трубам и был у вертолётов едва ли не раньше всех остальных. Бельский проверил, что все живые на месте и скомандовал взлетать. Из по Твери улетело тринадцать человек, а возвращаются восемь. Тела пятерых затащили в вертолёты - время не настолько поджимало, чтобы даже этого нельзя было сделать.

Они улетают, и Бельский снял шлем, все сняли, теперь уже можно. И даже слезу пустить можно – они же люди в конце концов.

- Сталкер, почему такая жопа?!
- Паша, ты мне можешь морду набить - в осиное гнездо я стараюсь нарочно не лезть. Я вроде им всё сказал – мы будем лететь со всеми звуковыми эффектами, габаритными огнями... Можешь бить, прямо сейчас начинать.
- Иди ты...

Бельский уткнулся в колена и заревел, как ребёнок. Они, небось, служили уже с покойным Калитовским может ещё с армии, лет десять подряд. Рассчитывали выйти в люди, выбрать себе красивых, порядочных жён, жить спокойно и достойно. Мира сказала Славе про идеалы службы – эти двое офицеров пропитаны этими идеалами. Один погиб, можно даже сказать, героически, а второму ещё бы понять, как жить дальше. ФСБ, РСБ – один хрен, раньше Слава видел их как одиночек, тех самых «ренегатов», а тут совсем другое лицо – кто-то ведь должен разогнать весь этот мрак, не сам же он по себе разгоняется. А тут начальство не рассчитало и действительно, такая жопа. Вот оно – другое лицо – одно мёртвое, с прикрытыми кем-то глазами, а другое заплаканное, потому что «спецназ» не равно слову «машина».

- До посадки пять минут.
- Теперь уже хоть пятьдесят!

Бельский поднял голову, он ничего не понял, не осознал ещё. Но когда Шевцов протянул ему левую, работающую руку в знак дружбы, то он пожал её не раздумывая.

- Сталкер, ты хоть в курсе, что у тебя правое плечо к херам вывихнуто?
- И что?
- Теперь да, хоть что…
 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

"Не читал но одобряю.".

Давненько это было, помнится в нашей стране ещё учили и лечили...не то что бы незаденги, но по человечески как то, так вот...учили разумному, доброму, вечному, а после уроков, мы ходили играть на котлован, рядом со школой, заботливо вырытый, чтоб детишки не скучали... вобщим класс пятый...или третий, темно, зима, котлован
покрыт тонкой коркой льда, и самый шик по нему ходить когда он трещит...я и Симонян, хулиганы и троешники, Крестьева и Байдаулетова пай девочки отличницы и друг их Владик Сотников, на скрипке играл который, а мы его гоняли ...дураки...
Короче хрен знает что этим детям надо, то есть нам было...но первый ноги промочил Симонян, потом я ботинок воды набрал, а потом..
Мы ведь им говорили, не ходить там, дырка там во льду, но...не , вам значит можно а нам?! не принято отличницам слушать пацанов с улиц, вобщим пошли они, свою крутость показать и провалились обе, по пояс то ли по сиськи их недозрелые, благо школа рядом, быстрей туда чтоб самим льдом не покрыться, зимы тогда стояли ого-го...снег мороз, все как положено
А в школе, аяяй! что с вами случилось???!! Как?!!!
и что вы думаете они сказали?...
Ну да, это пацаны нас толкнули мы и провалились...
Ах она !!! ну и понеслась, собрание, родители в школу,Оба!!! Учёт детская комната милиции, маме плохо с сердцем, папа за ремень...
Конечно все это дела давно минувших дней, но вот вопрос?
Что лучше та, а? Жить приличным человеком, ругающимся матом, или тихой воспитанной , и образованной тварью...
Пс. Судя по тому в чем мы сейчас живём, многие выбрали второе..
Ну да и флаг вам в руки!
как говаривала моя дорогая добрая мама, за нас Вам Ваши дети отомстят.
Покойтесь с миром честь и совесть всех отличников!!!
Для того чтоб делать деньги это лишнее...нужен только ум...
Деньги надо делать с умом...
Но душу то, на них, себе не купишь, как айфончик новый...
такой вот замкнутый круг ..
поэтому наверн, все богатые и тянуться к фейкам, унитазу там золотому или губкам осьминогам...
к дешёвке , от нищеты духа...
такие вот скрипящие скрепы...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Станция Комсомольск-на-Амуре – Сортировочная

 

6 октября 2031 года

 

Поезд стоит на сортировочной станции уже больше получаса. Вся «сортировка» забита – тут брошенные и забытые товарные поезда, проезжающие эшелоны с бомбами и ракетами для самолётов. К северу от города авиабаза «Дзёмги», сейчас именно там сосредоточен почти весь кулак ВВС. На соседнем пути стоит поезд до Хабаровска, тоже плацкартный вагон, прямо напротив Савицкого чумазая девчушка лет четырёх, она чем-то наелась и смотрит в грязное окно. Когда-то все поедут. Они поедут на север, там большая стоянка, а соседний поезд поедет на юг. Прадед Савицкого рассказывал, как ездил поступать в Москву в 1944-м. Тогда не было никакого расписания, может кроме даты отправления, пассажирские поезда часами стояли на разъездах, пропускали эшелоны с танками и самоходками. И сейчас тоже самое.

Они уже должны были приехать в Хабаровск, но поезд ещё здесь, и ехать потом не меньше шести часов. Может уже их техника в Хабаровске, точно также стоит на одном из путей сортировочной станции, а они пока ещё здесь. Но все разрешили себе такую слабость – порадоваться пусть даже плацкарте. Понятно, что это допотопные вагоны. Здесь нет биотуалетов, нет часов, нет розеток, вайфая, конечно нет, зато тепло есть. Вагон отапливается, и он почти всё время закрыт. Первые часы все прямо руки к радиаторам протягивали, вроде такое чудо, надо же. Можно пойти кипяток налить из «титана», даже чая заварить, если у кого есть, и даже чай с сахаром можно попить, если кто поделился.

Тут есть и другое тепло, другого характера. Проводниц никто не призывал, они почти такие же, как и раньше. Почти – мужей то почти у всех на фронт вытащили, а на тех, кого вытащили в первую очередь уже и похоронки пришли. Тоже почти на всех. У самого Савицкого тоже есть десяток таких бланков, «Извещение о гибели». Тьфу-тьфу, пока ещё ни разу не приходилось заполнять. Самое худшее, что он слышал про своих людей – «отправлен санавиацией в госпиталь». Там конечно, и тяжелые были, после бомбардировок, и он даже не знает, погиб ли кто-то под его командованием или нет. Многие из проводниц и без мужей, они уже в курсе какая в стране ситуация, какие их шансы на замужество. Поэтому старший лейтенант догадывается, зачем его люди ночью ходили с проводницами в тамбур, в туалеты в межвагонное пространство. Мухин даже два раза сходил, его можно сказать, «распечатали». После этих походов он выглядел как начищенный до блеска самовар, но Савицкий ничего не говорил. Сходил, значит сходил. По обоюдному, значит по обоюдному, а дальше уже не его дело. Их капитан смотрел на эти «походы» и однажды его прорвало немного. Они едут напротив, ротный достал початую бутылку водки, налил им пару раз в пластиковые стаканчики и они выпили без тостов. Как капитан размяк, так и произошёл этот небольшой разговор о наболевшем.

 

- Знаешь, старший лейтенант, я одного не могу понять. На каком этапе совместной жизни парень и девка, целовавшиеся взасос на свадьбе, клявшиеся в любви до гроба превращаются не просто в неухоженных ворчунов, а хуже. Клянущих друг друга на чём свет стоит, что они испортили друг другу молодость, самый цвет жизни. Как думаешь?

- Не знаю, Петр Алексеевич. Родители разбились в машине, на Кольцевой. Возвращались со спектакля в театре. Камеры не работают, отец слышал, что ДПС сняло свои Порше с дежурства…короче говоря, автоэкспертиза показала, что столкновение произошло на скорости больше 170 километров в час. Сами понимаете.

- И сколько им было?

- Они одногодки – 49 лет. Если они ссорились, то очень быстро мирились, каждый старался взять вину на себя. Только чтобы помириться быстрее. У них не было того, о чём вы сказали.

- Они жили долго и счастливо и умерли в один день…

- Могли бы побольше пожить.

- Давай, за них. Надо же такое!

 

Савицкий к тому моменту уже много раз пил за что-то, уже отвык морщиться.

 

- Санёк, я тебе в душу не хочу лезть, это ведь последнее дело, а ты как? Столько писем написал, наверняка ответа ждёшь?

- Конечно жду, если они до меня доедут. Мы с Ирой познакомились на втором курсе, она вообще с другого факультета, но у нас была лекция по…основам этикета…что ли. Не помню, честно. Я смотрю вот это лицо! Я….как сказать то…прямо царевна византийская сидит! Я аккуратненько подсел, также аккуратненько спросил, как зовут. В конце лекции поменялись номерами. Это как началось. А потом…я вот такую шутку вроде вспомнил – «зачем жениться, чтобы видеть после работы ещё одно недовольное лицо». А нам повезло, мы оба как исследователи, может и уставали, не так, что нас от работы тошнило. Мы как-то находили дома баланс между работой и….не работой. А насчёт ссор, вот у вас автомат стоит на предохранителе, и вы нажимаете на спуск. Не пойдёт спусковой крючок, он же заблокирован. И я также, как в машине, если она не электрическая чувствую – вот у меня стрелка тахометра приближается к красной зоне, всё, надо что-то делать, иначе двигатель перекручу. И ещё одна штука, довольна необычная. Я Ире сделал предложение, она ответа не дала. Потом говорит – давай договоримся так, что ты женишься только на мне, а не на всей моей родне, и я тоже, выхожу замуж за тебя, а не за всех твоих родственников…

- Вот! Вот в чём соль! Я именно из-за этого начал крыситься. Мы собирали у себя в Энгельсе огромное застолье по каждому поводу, а я себя чужим чувствовал. Потом вставал, и мы с дядей во двор шли, курить, ну и «подогреться». Потом я вообще уходил, на целую ночь, а её подружки её науськивали – «твой муженёк всегда хочет быть в центре внимания! Знаешь, мы даже путевку взяли в Пятигорск, едем на поезде в купе, а она домашней едой, что нам в дорогу приготовила соседей по купе угощает, а я как и не причём, вообще посторонний человек. Я вышел в тамбур, ко мне тот мужик вышел, который с нами ехал и говорит – он всё понял. Вроде его жена с моей поговорит, может до неё и дойдёт что. Неа, ничего не дошло. Я за словом в карман не лез, дальше тоже, сам понимаешь.

- Пётр Алексеевич, у меня мысль есть.

- Так давай свою мысль!

- Люди, когда расстаются, забывают всё худшее, помнят только самое лучшее. Если было что-то такое, может оно и вспомнится?

- Ещё как было, родной! Соседи жаловались, вроде мы ходим Кама сутру парой новой поз пополнить! Ещё как было!

- На этом моя мысль закончилась. Я ведь помладше.

- Ничего, разовью это мысль! Ещё как разовью!     

 

***

 

Савицкий вспомнил это всё, он прикорнул, а их поезд дёрнули, причём очень грубо. Мухин, всё такой же «человек задающий вопросы», он выходил на больших стоянках и подходил к машинистам, им вопросы задавал. Потом рассказывал – отношения с японцами были довольно прагматичными, и Токио хотел транспортный коридор до Европы. Под это дело не только построили мост на Сахалин, но и перевели весь БАМ на электрическую тягу. О людях забыли как всегда – на линию закупали грузовые электровозы, а не пассажирские. А машинисты тоже за год о людях забыли – товарняк может весить до десяти тысяч тонн, ему сложно тронуться, нужна большая тяга именно на околонулевой скорости. А купейный вагон весит не больше 60 тонн и самый тяжёлый пассажирский поезд редко переваливает за тысячу тонн. За год у них уже сформировалась привычка «дёргать» тяжелые эшелоны, и она никуда не делась, когда по дороге пошли и пассажирские поезда. Транссиб пока в руинах, дальше Иркутска поезда не ходят. Сюда прицепляли пару пассажирских вагонов к эшелону, и буквально пару недель назад начали ходить полностью пассажирские поезда. Но их всё ещё водят сверхмощные грузовые электровозы, и они также «дёргают» пассажирские поезда, как будто там не люди, а пару сотен самоходок на платформах. И быстро такой поезд тоже не пойдёт точно по такой же причине, по которой БМП или танк не могут ехать со скоростью 250 километров в час – дело в передаточных числах, а не в аэродинамике кирпича, несмотря на одуренную мощность вплоть до десяти тысяч лошадиных сил на секцию – всё упирается в максимальные обороты тяговых двигателей.

Савицкий задумался об этом, а ведь он не настолько давно говорил, что он совсем не технарь. Значит война изменила его ещё сильнее, чем говорил Нечипоренко, он не только будет выполнять любую роль, но и начал понимать непонятные, да и нежелательные раньше для понимания вещи. Они едут, поезд покачивает, а напротив прошёл эшелон с самоходными гаубицами. Их выгрузили в «Дзёмгах», теперь они «перекочевали» на железнодорожные платформы и дойдут до Хабаровска или южнее, если инженеры с помощью лома и такой-то матери не отремонтировали ещё несколько десятков километров путей.

 

- Александр Александрович?

- Да, Мухин.

- Мы ведь там встанем, в Комсомольске-на-амуре. Там мирный город, мирная жизнь, разрешите выйти?

- Все выйдут, Ваня, ты только обратно зайти не забудь.

- Нет-нет, что вы?! А…можно я с вами. Я там ничего не знаю!

- Можно, я там тоже ничего не знаю

 

И ведь действительно мирный город, едри его мать! Автобусные остановки есть, на них даже автобусы останавливаются. В Чите были автобусные остановки, но там автобусы пойдут может через год - областной центр вообще был эвакуирован полностью, много людей погибло в прошлом декабре, чтобы эвакуация состоялась. И даже трамваи есть, чёрт бы их брал! Неужели им ненадолго позволят вырваться из этой бойни, почувствовать вкус нормальной жизни?!

 

- Парни, стоять будем долго, часа два. Пока другой локомотив не подгонят, пока вагонные тормоза не проверят. Проветритесь!

 

Это проводница сказала, и по вагону прокатился одобрительный гул. У них, у каждого есть двухчасовой билет на спектакль под названием «мирная жизнь». Интерактивный спектакль можно сказать, они ведь будут не только сторонними наблюдателями.     

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Найти опознать обезвредить

Короновирусным налогом облажить 

Пройти посмотреть всё похерить 

Биометрическим маразмом поблажить

Взорвать разнести всё сровнять и...

Призвать скинуться по рублю 

Распятием взять всех проверить и...

Сгинуть с баблом за бугор

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Анализ всех причин  взаимодействий структур не связанных на первый взгляд приводит к когнитивным диссонансан особенно в весенний тёплый день...

Как гэмэоха лучший автор, как Чехов книга для сортир, оксюмороны парадоксы навечно в нашу жизнь вросли...

Мы тратим золота минуты на постоянство пустоты 

Смутьяны сволочи и плуты завидуют все их трусам... 

Тесно бельё и неприятно брильянты больно жопу трут но 

Кто ж работать будет депутатом  на этот народ в обычных труселях...

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты