Воспоминания о Войне

[Рыболов]

Николай Николаевич

 

НИКУЛИН

 

 

 

 

 

ВОСПОМИНАНИЯ

 

О ВОЙНЕ

 

 

 

 

 

Рукопись этой книги более 30 лет пролежала в столе автора, который не предполагал ее публиковать. Попав прямо со школьной скамьи на самые кровавые участки Ленинградского и Волховского фронтов и дойдя вплоть до Берлина, он чудом остался жив. «Воспоминания о войне» — попытка освободиться от гнетущих воспоминаний. Читатель не найдет здесь ни бодрых, ура-патриотических описаний боев, ни легкого чтива. Рассказ выдержан в духе жесткой окопной правды.

 

Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей страны.

 

 

 

 

 

 

 

ХРАНИТЕЛЬ И ВОЙНА

 

 

 

Эта книга выходит в серии «Хранитель». Ее автор и герой —знаменитый ученый, историк искусств от Бога, яркий представитель научных традиций Эрмитажа и Петербургской Академии художеств. Он — глубокий знаток искусства старых европейских мастеров, тонкий ценитель живописного мастерства. У него золотой язык, прекрасные книги, замечательные лекции. Он воспитал несколько поколений прекрасных искусствоведов, в том числе и сотрудников Эрмитажа. Он пишет прекрасные рассказы-воспоминания.

 

Но сегодня Николай Николаевич Никулин, тихий и утонченный профессор, выступает как жесткий и жестокий мемуарист. Он написал книгу о Войне. Книгу суровую и страшную. Читать ее больно. Больно потому, что в ней очень неприятная правда.

 

Истина о войне складывается из различных правд. Она у каждого своя. У кого — радостная, у кого — трагическая, у кого — полная божественного смысла, у кого — банально пустая. Но для того, чтобы нести людям свою личную правду, надо иметь на это право.

 

Николай Николаевич — герой войны, его имя есть в военных энциклопедиях. Кровью и мужеством он заслужил право рассказать свою правду. Это право он имеет еще и потому, что имя его есть и в книгах по истории русского искусствоведения. Хранитель прекрасного и знаток высоких ценностей, он особо остро и точно воспринимает ужасы и глупости войны. И рассказывает о них с точки зрения мировой культуры, а не просто как ошалевший боец. Это тот самый случай, когда точный анализ и достоверные описания рождаются из приемов, больше присущих искусству, чем техническим наукам.

 

И рождается самое главное ощущение, а из него — знание. Войны, такие, какими их сделал XX век, должны быть начисто исключены из нашей земной жизни, какими бы справедливыми они ни были.

 

Иначе нам всем — конец!

 

 

 

Михаил Пиотровский

 

Директор Государственного Эрмитажа

 

 

 

 

 

 

 

 

"В пехотных дивизиях уже в 1941-1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и тому подобных людей, образовавших механизм приема пополнения и отправки его в бой, на смерть. Своеобразная мельница смерти. Этот костяк в основе своей сохранялся, привыкал к своим страшным функциям, да и люди подбирались соответствующие, те кто мог справиться с таким делом. Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперед!» — и все. Мой командир пехотного полка в «родной» 311-й дивизии, как говорили, выдвинулся на свою должность из командира банно-прачечного отряда. Он оказался очень способным гнать свой полк вперед без рассуждений. Гробил его множество раз, а в промежутках пил водку и плясал цыганочку. Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороново, командовал еще в 1914-1918 годах батальоном, был профессионалом, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и бить наши наступающие орды...

 

Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: «Еще денька два повоюем, добьем оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем!»

 

Впрочем, война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства — орудием зла. Нет и не было войн справедливых, все они, как бы их не оправдывали, — античеловечны. Солдаты же всегда были навозом. Особенно в нашей великой державе и особенно при социализме.

 

Вспоминаю еще один эпизод времен войны. Одному генералу, командовавшему корпусом на ленинградском фронте, сказали: «Генерал, нельзя атаковать эту высоту, мы лишь потеряем множество людей и не добьемся успеха». Он отвечал: «Подумаешь, люди! Люди — это пыль, вперед!»"

 

Н.Никулин

[Рыболов]

А старший политрук, какой был весельчак! На политбеседе он сообщил:

 

— Украина уже захвачена руками фашистских лап!

А потом, после отбоя, гонял всю роту по плацу. Солдаты громко топали одной ногой и едва слышно ступали другой — это была стихийная демонстрация общей неприязни к человеку, который никому из нас не нравился. Коса нашла на камень — политрук обещал гонять нас до утра. Только вмешательство начальника училища исправило положение:

 

— Прекратить! — заявил он. — Завтра напряженный учебный день.

 

Этот политрук потом, когда началась блокада и мы стали пухнуть от голода, повадился ходить в кухню и нажирался там из солдатского котла... Каким-то образом ему удалось выйти живым из войны. В 1947 году, отправившись по делам в Москву, я увидел в поезде знакомую бандитскую рожу со шрамом на щеке. Это был наш доблестный политрук, теперь проводник вагона, угодливо разносивший стаканы и лихо бравший на чай.

 

Н.Никулин

 

 

... Тут я впервые сбил самолет. Не один, конечно, а вместе со всеми. «Лапотники» стали пикировать на нас, загнали в канаву. Лежа на спине, мы стали стрелять изо всех видов оружия — винтовок, пулеметов и даже автоматов. Когда один из самолетов выходил из пике, мы всадили ему в желтое брюхо порядочную порцию металла. Появился дым, самолет грохнулся на ближнее поле и взорвался. Летчик успел выскочить и спустился на парашюте. Оправившись от пережитого страха, мы принялись его ловить, несмотря на сильный обстрел. Прибежали зенитчики, просили отдать им сбитого немца: за это им будут ордена и звания. Но мы не отдали. Пехота увела его в тыл. Наше начальство доложило по инстанциям о сбитом самолете. Вероятно, то же сделали пехотинцы и уж непременно — зенитчики. Потом армейское начальство удвоило цифру, а в генеральный штаб она дошла еще увеличенная. Такова была обычная практика Великой Отечественной войны... Лет через пятьдесят-сто историки раскопают и опубликуют архивные документы, и на их основе напишут интересные книги о потерях врага и наших победах...

 

Н.Н.Никулин

 

"...На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию... «Вперрред!!!», и все. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей!

Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ* и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные — «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных..."

 

Н.Никулин

[Vaquero]

Если вас пробивают " поцреотические " чувства идите на улицу, говорите это людям, здесь этого не оценят.

И да, если кому нужно - найдут информацию в интернете.

[che]

интересно, не читал такую, спасибо за книгу

[Внедорожник]

Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперед!» — и все.

Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороново, командовал еще в 1914-1918 годах батальоном, был профессионалом, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и бить наши наступающие орды

и как же, вы думаете, наши предки с такими командирами сумели победить таких умных немцев?

Числом? Но ещё со времён греко-персидских войн стало ясно, что числом победить невозможно, это только проигравшие любят отмазываться: "Нас числом задавили!"

"Закидали трупами"? Это как можно представить? Мёртвые победить не могут, а задавить массой не удавалось и во времена мечей и копий, и тем более - в эпоху пушек и пулемётов.

По фильмам известного "Бесогона" можно сделать вывод, что немцев победили благодаря православным чудесам и не менее православным молитвам. Что же, даже такая версия и то правдоподобнее предыдущих.

Кто-то скажет: "командиры плохие - за то солдаты самые лучшие". Но у немецких солдат хватало и смелости, и умения (опыт побед в Франции и Польше), и дисциплины, и желания убивать (а у русских врождённое отвращение к убийству, даже на охоте говорят не "убил", а - "добыл"). Да и, как показали многие войны (хотя бы Русско-Японская) даже самые лучшие солдаты погибнут без толку, если командиры плохие. Кстати - в 1939 и 1945 годах самураи потерпели сокрушительные поражения от детей и внуков солдат, погубленных без толку царскими генералами на сопках Манчжурии.

Сейчас яростно пытаются обосрать наше недавнее прошлое, при этом восхваляя царскую Россию, забывая, что после смерти Скобелева царская Армия больше не знала побед над серьёзным противником.

Война у каждого была своя, кому-то повезло с командирами, кому-то нет, и если бы всё было только так, как описано у сего Никулина - мы бы сейчас работали на плантациях под немецкими кнутами.

[Рыболов]

"...я побежала к маленькому домику на краю поляны, где обнаружила начальника медсанбата и комиссара мертвецки пьяных. Перед ними стояло ведро с портвейном, предназначенным для раненых. В порыве возмущения я опрокинула ведро, обратилась к командиру медсанбата с гневной речью. Однако это пьяное животное ничего не в состоянии было воспринять. К вечеру пошел сильный

дождь, на поляне образовались глубокие лужи, в которых захлебывались раненые...

 

Через месяц, командир медсанбата был награжден орденом "за отличную работу и заботу о раненых" по представлению комиссара».

 

(Записано во время военно-исторической конференции, посвященной Синявинской операции, во Мге 1.10.1982 г.)

[Рыболов]

Я, Ливанович Петр Николаевич, родился в 1921 году в небольшой деревне в 7 хат – Выходы, в одном километре от деревни Горовец, под Плещеницами, Минская область, Белоруссия.

 

 

 

 

" ...Ну, вот 22 июня. С утра мы на речку ходили. Мы же и не знали, что по радио уже объявили, что война. Возвращаемся, а тут по полку все бегают… Война!

 

Нам до войны объявляли, что мы должны выучить присягу напамять, чтоб слово в слово пересказать. А тут назавтра поставили столы, красным понакрывали. Один читает, а все подходят и расписываются. А так как я неграмотный был, то за меня расписались и всё.

 

...Никаких наград за войну у меня не было. И вот после окончания войны был указ Сталина: кто ранен был 3 раза, то орден Красного Знамени. А тому, кто 4 раза – Красную Звезду. Вот я и получил.

 

...Как кормили во время войны?

 

В разные времена по-разному. В самом начале войны всё было. И сыры. И супы хорошие. Всё хорошее. Не воровали ещё. Хватало - только ешь. Всего даже не съедали! А сыры такие круглые я до войны и не ел, не видел их вообще в колхозе. Мне запах их тогда не нравился, казалось, что воняют чем-то, и я их не ел. А сейчас я сыр люблю.

 

А вот когда я был под Сталинградом, то кормили очень плохо. Давали что попало. Попадёт зерно - наварят. А оно все равно недоваренное. Начинается понос, все бегают. А вылезешь из окопа, так немец сразу стреляет. Кого в руку, кого куда. Потом вытаскивают. Да и вообще. На фронте - это же не в столовой. Еду надо еще привезти. А в госпиталях всегда хорошо кормили. И яйца варили - только ешь.

 

Лошадей на фронте ели - хорошее мясо. Когда затишье - ходили по несколько человек по полю боя. Видим - конь лежит, только что забитый. Отсекаем, сколько возможно, и прём к себе. Потом в ведро и варим на огне. Тут политрук пришёл - и его угостили.

 

...

 

В 1943-44 годах Красная Армия освобождала территории, которые длительное время были оккупированы немцами. Всех военнообязанных сразу призывали в армию. Какое было к ним отношение?

 

Много из них сразу погибало. Они же не обучены были совсем. Их сразу бросали в бой, никто с ними не возился. Пополняли части людьми с освобожденных земель и «шагай вперёд!».

 

Какое было отношение к политработникам?

 

Вот, чтоб в траншее, то я не помню что-то, чтоб я их видел. Командир роты - тот да, всё время сидит с нами на фронте. А политруки сидели где-то в тылу, отдельно при штабе. Охраны у них там целый взвод был. Политрук роты в траншее с нами не сидел. Когда в бой идём - так некоторые крутят задницей, чтоб отстать. Так командир взвода наганом своим такому в спину: «Стрелять буду! Вперёд!» - кричит. А политрук и в атаку с нами ходить не будет - зачем ему?

 

...Какие отношения с женщинами на войне были?

 

Солдаты всех женщин звали «Рама». Не говорили там Зоя, Валя… Кричали: рама, рама идёт! А женщины в ответ: «Держи хер прямо!» Солдаты вообще недовольны были, что женщины возле штаба крутились, возле начальства. Вот мы сидим в окопах. А тут женщина-снайпер пройдёт со снайперской винтовкой от штаба к нам. Поглядит в свой прицел, выстрелит иногда, если увидит что, и назад. У командиров батальона,полка и другого начальства были фронтовые жены - что тут сделаешь.

 

...В комсомол на фронте приняли?

 

Комсомольцем я был, только когда на передовой находился. Отец с матерью же не любили комсомол, и вообще советскую власть - им она не нравилась. Ну, записался комсомольцем, получил книжку - и на фронт.

 

А как ранит меня - я эту книжку сожгу или дену куда-нибудь. Приезжаю в госпиталь, и опять записываюсь некомсомольцем. Потом опять - в часть. Там припрут - не откажешься, опять в комсомол. Так домой и пришел некомсомольцем."

[Рыболов]

Из воспоминаний Рабинович Григория Алексеевича ( - Родился 25/8/1922 года в селе Ракитное Киевской области в семье портного.) ветерана 350 ой Стрелковой дивизии :

 

"...Многие не особо радовались освобождению от оккупации. Не могут забыть один эпизод, когда мы выходили из Житомирского окружения. Ночью, пробравшись через болото, заходим в какое-то село, рядом со мной идут два бойца-нацмена, говорят между собой по-узбекски. У крайнего дома стоит женщина, услышала в темноте нерусскую речь и радостно воскликнула: "Слава Богу! Немцы вернулись!". У нас был один офицер, туркмен по национальности, так он ее за эти слова на месте пристрелил..."

 

 

«…я воевал сержантом в пехоте, помощником командира стрелкового взвода. Воевать довелось в составе 2-х дивизий, в 350-й СД и в 180-й СД, выходить из двух окружений - "Харьковского" и "Житомирского", пройти с боями Украину, Румынию, Венгрию, Австрию...»

 

«Ракитное было большим селом, являлось райцентром, и в нем, в равной пропорции, жили украинцы, евреи и поляки, так с первых дней войны многие соседи-украинцы не скрывали своей радости, что немцы на нас напали, а мужики заявляли вслух: "Если призовут, дальше Днепра не пойдем". Повестку на призыв я получил на шестое июля, собрали 80 призывников в колонну, и, в сопровождении школьного военрука, повели пешим ходом на Полтаву. По дороге украинцы сбежали из колонны, и когда мы подошли к днепровской переправе возле Канева, то среди призывников остались только евреи и совсем немного украинцев (почти все - сыновья сельских парт.активистов и советских работников) .»

 

«…На фронт ехали почти без остановок, по "зеленой улице". Выгрузили нас где-то в Ростовской области. Маршевая рота прибыла в дивизию, и мы ахнули от удивления - стрелковые полки на две трети состояли из нацменов, русских бойцов была только треть, а как воюют такие дивизии, все уже знали, включая немцев, многие красноармейцы почти не знали русский язык. Меня назначили помощником командира стрелкового взвода.

Взоводом командовал младший лейтенант Ларцев, родом из Моршанска, другим сержантом во взводе был Сергей Сыровежкин.

Только прибыли на передовую, вскоре пошел слух, что мы в окружении.

И тут начался отход, похожий на организованный "драп", почти до самого Сталинграда, вдоль Дона до Волги. Наших войск на всем этом пространстве, кроме частей своей дивизии, мы не видели. Вечером роем ячейки и окопы, а ночью приходит связной из батальона - "Приказано отступать". Откатывались к Волге фактически без боя…»

 

«Когда подошли к Сталинграду, то весь город уже горел, немцы бомбили Сталинград круглосуточно... На подступах к городу мы снова вступили в бой, но нас надолго не хватило, немцы всегда искали, где стоят национальные дивизии, зная, что это самое слабое место в нашей обороне... Там такие жестокие бои были... Лучше не вспоминать...»

 

 

«…Г.К. - Какие бои были для Вас самыми тяжелыми?

 

Г.Р. - Для меня лично.., надо подумать ... Если сейчас не вспоминать Сталинград и "Харьковское окружение", то... Наверное, бои в Будапеште.

 

От нашего полка после завершения городских боев, без учета штабных, в строю осталось всего 70 человек... Страшные, непрерывные уличные бои.

 

Одна атака на офицерское училище чего нам стоила...

 

Помню, как мы затаскивали 45-мм орудие на второй этаж, чтобы стрелять по корпусу училища, размещенном в старом крепостном здании с толстыми каменными стенами. Перед училищем была большая открытая площадь, вымощенная камнями, мы пытались ночью подобраться к училищу через окрестные дома, прилегающие к площади, но тут появился наш командир, майор Белаш, и приказал: "По площади, ползком, вперед!", а там каждый метр пристрелян... Не атака, а настоящее самоубийство…»

 

 

«…Г.К. - Когда первый раз Вас ранило?

Г.Р. - На выходе из "житомирского окружения". Мы попали под шквальный немецкий артогонь, сметающий все живое... Бойцы стали окапываться, и тут мне осколок попал в ногу. Я в одиночку выползал к своим, полз до наших примерно 5-6 километров, тащил за собой свой карабин, оружия не бросал. Полз через картофельное поле, а после любого ранения всегда испытываешь сильную жажду, так напился прямо из грязной лужи... Выполз на дорогу, а там стоят заградотрядчики. Один из них, здоровенный бугай, внешне похожий на азербайджанца, заорал на меня: "Почему назад?!", но увидел мою раненую ногу и пропустил дальше…»

 

 

мимо нас ночью ведут на исходные позиции перед атакой группу офицеров, примерно с роту. Не из нашего полка. Вооружены только винтовками.

 

Все без поясных ремней, да и винтовки у них висели на плече на проволоке, а не на винтовочных ремнях. Спрашиваем у офицера, идущего с автоматом сбоку: "Штрафников привели?" - "Нет, это сифилитики"...

Тех, кто "поймал" венерическое заболевание, считали за "членовредителей, уклоняющихся от боя", и их также заставляли "искупать вину кровью"...

Одно время я на фронте познакомился с командиром 55-й отдельной штрафной роты, это был здоровый молодой еврей с пудовыми кулаками. У нас один солдат в роте ударил старшину кулаком за постоянные придирки и издевательства, комполка приказал отправить бойца в штрафную, и мне комбат отдал приказ доставить этого солдата в расположение приданной дивизии штрафной роты. Пришли к штрафникам, захожу в офицерскую землянку, а там за столом сидят четыре пьяных в хлам офицера, командование роты. Докладываю, что привел "новенького". Этот ротный, еврей, спрашивает: "За что его?" - "Старшину ударил" - "И зачем ты его к нам привел?! За такое командир полка сам лично должен расстреливать перед строем!"...

Через какое-то время мне в штабе батальона опять приказали доставить, сопроводить красноармейца в штрафную роту. Этот боец тоже "залетел" за какую-то мелочь. Дошли до места дислокации штрафников, так этот ротный меня сразу узнал, и первым делом налил мне стакан водки, мол, "выпей с земляком"...»

 

«Г.К. - Как воевало такое пополнение из "дезертиров 1941 года"?

Г.Р. - Однозначно ответить невозможно, среди них разные попадались. Немалая часть из этих людей уже при немцах научилась приспособляться, они сразу пристраивались ординарцами, денщиками, кладовщиками, но под Яссами вышел приказ (или это было просто личное распоряжение комдива по нашей стрелковой дивизии ) - "всех кто был в оккупации - отправить в стрелковые роты, на передовую", так сразу вся передовая стала, как тогда выражались, "хохляцкой", из недавно призванных с освобожденных территорий. В сорок четвертом году эти украинцы и составили основную массу пехоты, ведь армия получила на украинской земле большой мобилизационный резерв.»

 

 

« - И как, Вам, человеку с такой "знаменитой" типичной еврейской фамилией Рабинович, приходилось воевать с таким пополнением?

 

Г.Р. - И в спину мне стреляли, и гранатой пытались подорвать...

 

Перед наступлением в Румынии мы две недели стояли в Молдавии. На постой попали в дом к богатому молдаванину, который нас поил и кормил от души.

 

Сидят два моих солдата-украинца за столом, выпивают, один другому говорит: "Я в этого жида стрелял, но не попал", а второй видит, что я стою рядом и все слышу, сразу зашипел тому в ухо: "Молчи!"... Но в бою оглядываться некогда...

 

Под Фокшанами, мне с двумя бойцами приходилось на конях быть в передовом дозоре, мы первыми заезжали в румынские деревни, проверяли, есть ли там противник, а потом докладывали ротному, можно ли заходить в этот населенный пункт. Один из украинцев стал подбивать своих земляков, мол, нечего этого жида, "казака иерусалимского", слушать и ему подчиняться... Мне пришлось его убить, подвернулся момент...

 

В соседней роте служил еврей Соколинский, ему приходилось тоже непросто...

 

Но не все украинцы, призванные с "освобожденных территорий", были заражены бациллой антисемитизма. Приведу пример. Мне дважды с офицером из разведотдела приходилось ползти прямо к передовой немецкой траншее, где мы прослушивали разговоры немцев прибором, который назывался, кажется, УСПМ. Мой солдат, украинец из Винницкой области, мне говорит: "Я буду ждать, пока не вернешься, я тут тебе кружку со спиртом припас, выпьем вместе за твое возвращение".

 

Ладно, но чтобы пробраться к немцам, мы должны были пройти через свое передовое боевое охранение. Проходим, а там один сержант из дивизионной разведроты, по фамилии Железняк, спрашивает капитана-разведчика: "А этот жид куда прется?" - "Этот со мной, на задание идет"... Вот так и сказал - не сержант, не боец, а "жид"...

 

Но вернулись мы назад, а мой товарищ-украинец всю ночь стоял на холоде и ждал меня с куском хлеба и кружкой спирта в руках ...

 

- А каким было отношение командного состава к пехотному сержанту Рабиновичу? Опытный боевой сержант, помкомвзвода, третий год на передовой .

 

Г.Р. - По-разному относились, по-всякому, ..., хотя я всегда первым лез в пекло и всегда сам добровольно вызывался на любые опасные задания...

 

26/3/1944 наш полк первым вышел на государственную границу с Румынией, потом был митинг, приехал генерал, и полку вручали орден. На торжественном вручении меня назначили держать знамя полка. А после войны меня назначили охранять знамя полка, мы стояли во Львове, и я до сих пор помню фамилии солдат своей знаменной группы: Леонов, Алексеев, Шарыпов, Егорьевский. ...

 

Мне никогда не давали забыть, что я еврей. За бои в Будапеште всех выживших в уличных боях представили к орденам. Замполит полка майор Ревенко приказал вычеркнуть мою фамилию из наградного списка, мне писаря сами об этом рассказали. Ладно, боевая награда, но тот же Ревенко приказал не заносить меня в список на медаль "За взятие Вены", которую давали всему личному составу, и пехотинцам, и обозникам.»

 

«Многое зависело кто тобой командует: русский или украинец.

У меня были ротные: погибший Голобородько, Лозовой, комбат Радченко, так они евреев за людей не считали, но в конце войны ротой командовал русский сибиряк Ильиных, а взводом русский парень, лейтенант из Воронежа, и сразу отношение ко мне было нормальным, уважительным, как и ко всем остальным...

Но вот был у нас одно время ротный командир, старший лейтенант Крохин, подлый тип, каких еще поискать надо... Зимой поставил меня на пост в чистом поле вместе с еще одним бойцом, москвичом Матрониным. Вокруг бродили выходящие из окружения немецкие части, и мы оказались в "дальнем дозоре". Холод, мы в шинельках, без валенок, кругом голая степь, укрыться от сильного, пронизывающего до костей, ветра просто негде, окоп не вырыть, земля замерзла и стала - как камень. Заступили на пост в шесть часов вечера, но в 24-00 нас никто не сменил. Мы продолжали стоять на посту до шести часов утра, никто не пришел нас менять или хотя бы покормить. Утром мы с Матрониным от холода были уже "синего цвета", совершенно околели, и, не дожидаясь смены, пошли в к селу, где в одном из домов находился ротный Крохин со взводными офицерами. Захожу в хату, а наши офицеры с утра пораньше уже напились, пьяные, с трудом "лыко вяжут". Спрашиваю у ротного, почему нас не поменяли, в ответ - матерная ругань. Я отбросил автомат в сторону, и тут Крохин приказывает меня арестовать, пообещал отправить в трибунал. Днем под конвоем меня повели на батальонную кухню, навстречу нам начальник штаба полка, причем трезвый, что с ним редко случалось. Спрашивает у меня, в чем дело, чего это я под конвоем иду? Объяснил, и начштаба распорядился: "Немедленно освободить из-под ареста!"...

А этот старший лейтенант Крохин еще много "крови попил" бойцам роты. Его наш солдат Назаров, бывший уголовник-дальневосточник, попавший к нам в роту из штрафников, пытался зарубить топором, но у него не получилось... Крохин остался живым, а Назаров снова пошел в штрафную роту, "по второму кругу"...

Один раз мне поручили сопровождать заместителя командующего армии генерала Шерстюка на передовой, он шел рядом по траншее, сначала шутил, мол: " Сынок, генералов много, а замкомандарма всего один", потом начал меня расспрашивать кто я и откуда, снова переспросил фамилию, и как стал на меня орать: "Кто тебя ко мне подослал!?"... Но командир полка подполковник Прилучный относился ко мне хорошо, он в лицо знал "ветеранов полка". Как-то остановил меня в траншее и сказал: "У меня сын, такой же, как ты, молодой совсем...". И новый начальник штаба майор Гапонов был порядочным хорошим человеком, начисто лишенным спеси, хамства и предрассудков.»

 

«Г.К. - Помните своих товарищей по роте, с кем пришлось заканчивать войну?

Г.Р. - Младший сержант москвич Димка Гордеев, челябинец Жильцов, пожилой боец Щеголев, Кириченко, Комаров, Ерополов из Мордовии, кавалер ордена Славы Митрофанов. Был у нас еще в роте один украинец из Житомира, по фамилии Працюк, подлый, хитроватый, я с ним не ладил... Был Васильев из Белоруссии.

Помню Пономаренко, который решил после войны остаться в Австрии, дезертировал из полка, но был сразу пойман и отправлен в суд трибунала.»

 

 

«Г.К. - Вы вели личный боевой счет?

Г.Р. - Нет,... зачем? Всех, кого убил на войне,... все мои, а считать... Это было лишним...

Вообще, мало кто вел свой личный счет убитым немцам, это в простой солдатской среде не считалось нормальным явлением. Есть присказка, что больше всего врут на войне, на охоте, перед свадьбой, и сейчас еще добавили - "перед выборами"...

Если кто-то из бойцов начинал рассказывать при всех, что он убил за месяц-другой или за полгода 20, 30 или сорок немцев, то сразу становился объектом для колких шуток товарищей по взводу, поскольку всех и так уже "достали" брехливые статейки в армейских газетах о девушках-снайпершах, каждый день отстреливающих, как минимум, по два немца, или про пулеметчиков, уничтоживших в одном бою "до роты живой силы противника"...

Ты стреляешь из винтовки или из ручного пулемета с расстояния ста метров по человеку во вражеской форме, он падает, но убит ли он , ранен, или просто залег под огнем, понять трудно, поскольку стреляющий солдат сразу переносит огонь на другую цель, а не следит, шелохнулся ли уже упавший на землю немец, или ему действительно "пришел полный капут"...Убитые в упор - другое дело...»

 

Г.К. - «Г.К. - Ваше отношение к политработникам?

Г.Р. - Скажем так - нейтральное, старался держаться от них подальше. В бою я политработников ни разу, рядом, в первой цепи, не видел. И никогда не слышал, чтобы кто-то, поднимая в атаку, или непосредственно в бою, кричал: "За Сталина!". Не было такого, заявляю твердо, мне в атаки пришлось на войне десятки раз подниматься...

Мне несколько раз предлагали вступать в партию на фронте, специально приходили агитировать на вступление даже в роту, на позиции - я неизменно отказывался по причине своей молодости... В принципе, всю необходимую в армии политработу за комиссаров спокойно делал один человек, писатель Илья Эренбург, его статьи мы на передовой ждали с нетерпением, это был прекрасный публицист и каждое его слово находило отзыв в наших солдатских сердцах, благодаря его статьям, мы знали : за что воюем, с кем воюем, и что обязаны сделать для своей Родины. Для нас Эренбург был кумиром, своего рода духовным наставником, и когда в мае сорок пятого года в нашей армейской газете "Суворовский натиск" напечатали разгромную статью московского академика Александрова "Товарищ Эренбург упрощает", в которой он пытался низложить авторитет Эренбурга в армейских рядах, то я сам слышал, как офицеры крыли этого Александрова последними словами, возмущаясь, что как он посмел поднять руку на Эренбурга.

 

Г.К. - Отношение к работникам Особых Отделов?

Г.Р. - Напрямую с ними не сталкивался, но, как и все остальные, "смершевцев" побаивался. Эти "особисты" имели неограниченную власть и добра от них никто не ждал.

Г.К. - Вам пришлось воевать и с мадьярами и с румынами. Как Вы оцениваете их боевые качества?

Г.Р. - Румын за серьезных вояк никто не держал, и когда под Яссами они капитулировали и стали разбегаться по окрестным полям, то их даже не вылавливали, мы знали, что румыны в спину не выстрелят и сами скоро придут сдаваться в плен.

Мадьяры воевали с нами яростно, да и гражданское венгерское население относилось к нам враждебно, с ненавистью, чего скрывать... Но мадьяры, по моему мнению, уступали немцам в стойкости, я помню, как они организованно, сдавались к нам в плен, побатальонно, шли строем, впереди командиры батальонов на конях.

 

Отношение к пленным немцам и к "власовцам" - каким оно было в Вашем батальоне?

Г.Р. - В бою в плен старались не брать, так как не было свободных, лишних бойцов для охраны и конвоирования пленных. Это не было "фронтовым законом", но случалось неоднократно - всех, кто под руку попался, - " в расход"... Большое начальство об этом не знало, в роте, среди "старых солдат", была круговая порука, своих не выдавали...

Я лично пленных отказывался расстреливать... В Трансистрии, помню, взяли одного в плен, и мне старший лейтенант Мамакин приказывает: "Пристрели его!", я ответил: "Не буду!", и Мамакин, бывший детдомовец, "босяк", и просто, неплохой человек, понял меня, давить не стал, и сказал: "Ладно, я сам его порешу"...

С "власовцами" как-то оказались лицом к лицу, нас разделяла фактически только железнодорожная насыпь, они кричали нам с той стороны: "Коммуняки, мы вас всех перестреляем!", материли наших последними словами, а бойцы кричали им проклятия в ответ.

 

Г.К. - Перед боем пили?

Г.Р. - Я как-то раз выпил перед атакой "сто грамм наркомовских", так у меня сразу голова " кругом пошла". С той поры на фронте почти не пил, свои "наркомовские" отдавал товарищам, только в конце войны, в Австрии и в Венгрии, немного пил местное сухое вино. Я вообще к спиртному в армии относился резко отрицательно.

Насмотрелся со стороны... Такое сочетание как - "канистра пойла, оружие в руках и плохой характер" - было опасным, и нередко заканчивалось трагедиями...

Многие погибли из-за водки... В Винницкой области мы зашли в местечко Теплик, где на центральной площади немцы оставили нам бочку спирта. Все сразу кинулись к ней, черпали спирт, чем только можно, получилась дикая свалка. Какой-то капитан в полушубке попробовал прекратить бардак, так его пьяный солдат пытался штыком заколоть... За Тепликом спиртзавод, опять все перепились, а тут немцы переходят в контратаку... И на эти "грабли" мы часто наступали...

В конце 1944 года нас перебросили на выручку казакам-кавалеристам, попавшим в окружение. Мы подоспели вовремя, иначе бы всех казаков перебили до единого.

Ночью расположились на отдых, и в дом, где ночевал мой взвод, заваливается пьяный капитан-кавалерист, в грязном обмундировании. Бойцы меня разбудили, мол, у нас гость, офицер. Я встал, предложил капитану выпить, и услышал в ответ: "С жидами не пью!". Я его просто выкинул из дома...»

[Внедорожник]

Как же всё-таки победили немцев? Раз все такие пьяницы, раздолбаи и тупизна? Объясните кто-нибудь! А то лет через 500 или раньше найдётся новый Фоменко, и, на основании всего вышенаписанного, "докажет", что войну выиграли исключительно американцы, а русские и вовсе не воевали, а только мешали.

[soldat2]

Как же всё-таки победили немцев? Раз все такие пьяницы, раздолбаи и тупизна? Объясните кто-нибудь!

А коричневым это не интересно. Главное нагадить перед праздником Победы

 

И вообще, что за идиотская манера копировать книгу на форум крошечными кусками подряд в одной теме.

Дай ссылку и дело с концом.

 

Это какой удобный повод поднять тему в топе двести раз подряд, копипастя дести раз по полстраницы!

[Nikolayka]

Так у немцев тоже были и раздолбайство, и тупизна и трусость. Нет блин все были героями.

[dr.Evil]

Как же всё-таки победили немцев?

потому что некуй "катюшу" на своих гармошках играть

[Онотолег]

какая же сволочь всё это написала? мля - своими руками удавил бы суку. Поневоле начинаешь понимать Иосифа Виссарионыча который гноил подобных аффторов в Гулаге - не догноил сук до конца, жаль.

[dr.Evil]

Поневоле начинаешь понимать Иосифа Виссарионыча который гноил подобных аффторов в Гулаге - не догноил сук до конца, жаль.

да..есть такое дело

[Nikolayka]

какая же сволочь всё это написала? мля - своими руками удавил бы суку. Поневоле начинаешь понимать Иосифа Виссарионыча который гноил подобных аффторов в Гулаге - не догноил сук до конца, жаль.

 

А что конкретно вас вводит в исступление, какие цитаты?

[Онотолег]

какие цитаты?

общая бредовость организма под фамилией Н.Н.Никулин - аффтор цитируемого опуса, а ведь орденоносец сволочь старая.... Не доглядело НКВД в своё время, не разглядело врага....

[Nikolayka]

В чём бредовость? По рассказам моего воевавшего деда, всё примерно так и было - командиры-долпа..бы "из крестьян" после сталинских чисток , которые поднялись за счёт того, что на кого-то настучали, кому-то подлизали, а в военном искусстве - нули.

[ЛуHa]

Рыболов

А как ранит меня - я эту книжку сожгу или дену куда-нибудь. Приезжаю в госпиталь, и опять записываюсь некомсомольцем. Потом опять - в часть. Там припрут - не откажешься, опять в комсомол. Так домой и пришел некомсомольцем."

Что-то не верю, что это слова фронтофика. Может урка- штрафбатник? Для нормальных людей того времени было почетно быть комсомольцем. Сужу по своим родителям, дяде участнику ВОВ.

[Nikolayka]

Ну выше-же написано:

 

мсомольцем я был, только когда на передовой находился. Отец с матерью же не любили комсомол, и вообще советскую власть - им она не нравилась. Ну, записался комсомольцем, получил книжку - и на фронт.

 

Или вы думаете в СССР все были прям за советскую власть?

 

Советую также почитать Овидия Горчакова "Вне закона"

 

http://lib.rus.ec/a/28792/sa-a

[ЛуHa]

Nikolayka

Или вы думаете в СССР все были прям за советскую власть?

Были отщепенцы, возможно и автор книги один из них, но это не является повод цитировать данное "произведение" перед великим праздником Днем Победы. Этим оскорбляем память погибших и ветеранов, воевавших за Родину.

[Nikolayka]

Таких “отщепенцев” миллионы были, но при Сталине особо не рыпнешься.

 

И воевали не за партию, не за Сталина, а за РОДИНУ!!!

[Egorka]

"Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных..."

Судя по некоторым комментам, бомба уже сработала!

"В чём бредовость? По рассказам моего воевавшего деда, всё примерно так и было - командиры-долпа..бы "из крестьян" после сталинских чисток , которые поднялись за счёт того, что на кого-то настучали, кому-то подлизали, а в военном искусстве - нули. "

Присоединяюсь! Мой дед много рассказывал о Харьковском котле и том,что ему предшествовало.

[soldat2]

Присоединяюсь! Мой дед много рассказывал о Харьковском котле и том,что ему предшествовало.

Сообщений: 29

овощеклоны и сюда добрались.

А ничего, что твой дед в 1942-м году по возрасту ещё сперматозоидом был?

[soldat2]

По рассказам моего воевавшего деда, всё примерно так и было - командиры-долпа..бы "из крестьян" после сталинских чисток , которые поднялись за счёт того, что на кого-то настучали, кому-то подлизали, а в военном искусстве - нули.

Бори́с Миха́йлович Ша́пошников (20 сентября (2 октября) 1882, Златоуст — 26 марта 1945, Москва) — Маршал Советского Союза, выдающийся советский военный и государственный деятель, военный теоретик.

 

Б. М. Шапошников внёс значительный вклад в теорию и практику строительства Вооружённых сил СССР, в их укрепление и совершенствование, подготовку военных кадров. Он много и успешно работал над развитием военной науки, над обобщением боевого опыта Первой мировой и Гражданской войн. Участвовал в комиссии по разработке уставов, отражая в них основные положения военной доктрины СССР. В наиболее известном труде «Мозг армии» определил основные положения о характере будущей войны, глубоко раскрыл особенности руководства армией в войне и дал чёткое представление о роли, функциях и структуре Генерального штаба как органа Верховного Главнокомандования по управлению Вооружёнными силами. Правильность его выводов подтвердила Великая Отечественная война. Б. М. Шапошников отмечается в военной истории как выдающийся военный теоретик, талантливый практик, хорошо знающий оперативно-стратегические вопросы.

 

Пользовался большим уважением Сталина. Борис Михайлович (наряду с Рокоссовским) был одним из немногих, к кому тот обращался по имени и отчеству, а не «товарищ Шапошников», как к остальным руководителям страны и армии. С конца 1930-х годов он был одним из главных советников Сталина по военным вопросам.

В 1907—1910 гг. учился в Академии Генерального штаба (Императорская Николаевская военная академия). Произведён в штабс-капитаны. После окончания академии продолжил службу в Ташкенте, где в 1910-1912 гг. командовал ротой. В 1912 г. переведён старшим адъютантом штаба 14-й кавалерийской дивизии в Ченстохов.

 

С августа 1914 участвовал в Первой мировой войне в должности адъютанта штаба 14-й кавалерийской дивизии (14 ак) на Западном фронте, показал хорошее знание тактики, проявил личную отвагу. В октябре 1914 г. был контужен в голову. В январе-ноябре 1915 г. помощник старшего адъютанта разведотдела штаба 12-й армии на Северо-Западном фронте. В ноябре 1915-мае 1916 гг. начальник штаба Отдельной сводной казачьей бригады.

 

В сентябре 1917 года Б. М. Шапошников произведён в звание полковника.

 

В 1935—1937 гг. вновь командовал войсками Ленинградского ВО, получив 20 ноября 1935 звание командарма 1-го ранга[3]. С 10 мая 1937 — начальник Генштаба РККА. С августа 1940 — заместитель наркома обороны СССР. С 10 сентября 1939 по 9 апреля 1941 — член Комитета обороны при СНК СССР.

 

В 1937—1945 годах был депутатом Верховного Совета СССР 1-го созыва от Московской области. Кандидат в члены ЦК ВКП(б) с 21 марта 1939 г. Член ЦИК СССР.

 

7 мая 1940 Шапошникову было присвоено звание Маршала Советского Союза. В августе 1940 по состоянию здоровья снят с поста начальника Генштаба и назначен заместителем наркома обороны СССР по сооружению укреплённых районов (УР).

 

В начале Великой Отечественной войны с 23 июня по 16 июля в Совете по эвакуации при СНК СССР. С 10 июля — член Ставки ВГК. С 21 по 30 июля 1941 г. — начальник штаба главкома Западного направления. С 29 июля вновь назначен начальником Генштаба РККА. При его непосредственном участии были разработаны предложения по подготовке и ведению контрнаступления Красной Армии зимой 1941—1942 гг.

 

С мая 1942 по июнь 1943 г. — заместитель наркома обороны СССР. В июне 1943 назначен начальником Военной академии Генерального штаба.

 

Умер от тяжёлой болезни, не дожив 44 дня до Победы.

[Nikolayka]

О, вот и КГБ подтянулось!